Из других источников выясняется, что масонами в 1740-е годы были также Г.В. фон Будберг, И.А. и Н.В. Корфы, Г.К. Миних, а возможно, и ряд других лиц17. Но все это люди, пусть и состо-
явшие на русской службе, но вступившие в масонство за границей. О русских ложах, действующих в 1740-е годы непосредственно на территории нашего Отечества, сведений нет. Однако уже в следующем десятилетии русская масонская ложа в Санкт-Петербурге определенно существовала. Выясняется это из донесения Михаила Олсуфьева начальнику тайной канцелярии времен Елизаветы Петровны графу Александру Ивановичу Шувалову. Документ не датирован. Современный исследователь С.П. Кар-пачев относит его появление к концу 1740-х годов18. Но, как определил еще М.Н. Лонгинов, относить его скорее всего следует к 1756 году19.
Интересен же этот документ для нас тем, что речь здесь идет на этот раз не о масонах-иностранцах, а уже о собственно русских «братьях», посвященных в регулярно собиравшейся в Петербурге масонской ложе. Михаил Олсуфьев был настолько откровенен, что назвал практически всех известных ему масонов этой ложи — всего 35 человек. Среди них: сенатор Роман Илларионович Воронцов (отец известной Екатерины Дашковой), будущие историки Михаил Щербатов и Иван Болтин, поэт Александр Сумароков, а также другие офицеры кадетского корпуса, Йреображенского и Семеновского гвардейских полков: князья Михаил Дашков, Сергей Трубецкой, Семен Мещерский, трое фшзей (Владимир, Алексей, Федор) Голицыных, капитан Петр Мелиссино, сержант Сергей Пушкин, а также Федор Мамонов, Иван Шувалов, Александр Волков, Петр Бутурлин и другие. Характерно, что помимо дворянства были среди этих первых на-Йшх масонов и представители других сословий: 4 музыканта, один купец и один танцмейстер, некий Пеле20. Руководил же ложей в начале 1760-х годов уже известный нам «грандмэтр» конференц-министр граф Роман Илларионович Воронцов.
Согласно сведениям источников, это было типичное французское масонство шотландской системы со всеми присущими ему атрибутами в виде мертвой головы в ложе, обнаженной шпаги, на которой должен был приносить клятву посвящаемый, проколами груди циркулем с истечением крови, приложением Соломоновой печати на левое плечо, троекратным поцелуем левой ноги мастера и прочими атрибутами рыцарских степеней. *Палата (ложа. — Б.В.), — показывал М. Олсуфьев, — обита чер-ным сукном, и по оному сукну на стенах раскинуты цветы белые во образе звездам, и посреди оной палаты поставлен стол под черным Whom, и на оном столе лежит мертвая голова и обнаженная Щпага с заряженным пистолетом... и оная мертвая голова, вделан-Ная на пружинах, имеет движение».
Что касается неофита, то перед обрядом посвящения с него ^рбязательном порядке снимали одежду и отбирали металлически6 вещи, разували правую ногу и, сняв рукав рубахи с левой Ш**1' завязывали глаза. Затем следовали вопросы, после чего
его под обнаженными шпагами вводили наконец в ложу, где на покрытом пунцовым бархатом столе лежали шпага и циркуль. На полу же, как обычно в таких случаях, лежал масонский ковер, вокруг которого и толпились братья-масоны.
Наиболее ответственной частью обряда была церемония «трех мытарств», как символическое напоминание братьям о трех ударах, которыми якобы был убит Адонирам, и масонская присяга с приложением печати Соломоновой к левому плечу посвящаемого. Несомненно волнующим моментом посвящения являлся и прокол ему груди циркулем. «И потом, — отмечал М. Олсуфьев, — циркулем проколов грудь, сам стирает текущую кровь платком». Наконец с посвящаемого снимали повязку с глаз, он целовал «грандмэтру» левую ногу три раза, после чего церемония считалась оконченной и новоиспеченному масону оставалось только принимать поздравления21. Проводником французского масонства в 1750-е годы в России был Генрих Чуди — швейцарец, личный секретарь И.И. Шувалова, ритор одной из французских лож в Санкт-Петербурге (1760)22.