На этих словах девушка сильнее сжала ладонь мужчины, умоляюще смотря на него и беззвучно говоря о том, что она не хочет продолжать. И где та смелость, которую она испытывала, когда к ней в тюремную камеру заявился Тристан и пытался добиться от нее каких-то внятных показаний? Почему она могла пререкаться с ним и грубить, а сейчас чувствует себя так, словно ей в горло впиваются сотни шипов, которые не дают говорить? Хантер взглянул на Эрика, отрицательно помахав головой и намекая на то, что ему следует оставить Либерти в покое.
- Ладно, теперь ты, если я не ошибаюсь, Артур, - промолвил Эрик, резко переключая внимание на парня. - И напомни-ка свою фамилию.
- Милнери. Подрабатываю официантом в местном кафе по утрам и хакером по вечерам, - начал Артур, но тут же запнулся, понимая, что он не собирается рассказывать кому-то ещё о своем обсессивно-компульсивном расстройстве. - В моей биографии, в общем-то, нету каких-то значимых событий, которыми стоило бы поделиться.
- Это когда-нибудь вообще закончится? - спросил Люпус, тяжело вздыхая и сползая все ниже и ниже по спинке кресла.
- Я считаю нужным, чтобы мы все знали друг друга, - ответил ему Эрик, все-таки решаясь вступить с Люпусом в дискуссию. - Чем ближе мы станем, тем будет сложнее с нами бороться. Девушка, вы последняя на сегодня.
- Один за всех и все за одного, - выдавил из себя мужчина, сдерживая себя от того, чтобы не засмеяться во весь голос. - Если ты думаешь, что это сработает, давай попробуем. Вы же все так распинаетесь, почему бы и мне не сделать тоже самое? Меня зовут Люпус. Может показаться, что на досуге я жестоко убиваю щенят, но это не так. Я совершенно безобидный, но больше всего мечтаю о том, как сломаю шею нашему фюреру, простите, регенту Блэку. И я обожаю татуировки, как вы могли заметить. Первую набил, когда мне исполнилось четырнадцать, а потом и сам решил стать тату-мастером. А ещё я профессионально штопаю пулевые и ножевые ранения, только вот не люблю использовать во время работы наркоз. Учтите это перед тем, как попадать ко мне на операционный стол.
- Эй, я всё ещё здесь, - неожиданно сказала Элис, перебивая мужчину, который уже всем своим видом показывал незаинтересованность в разговоре. - Итак, мне посчастливилось два года мотаться по странам Европы, заключая контракты с модельными агентствами, и работать с известными дизайнерами. А сейчас уже никто и не помнит какую-то там модель по имени Элис Дэй, которая заперта в Грослэнде на пожизненный срок.
- Думаю, Хантеру не стоит долго о себе рассказывать, вы все и так с ним знакомы, - сказал Эрик после того, как Элис закончила говорить.
Но, видимо, сам Гутенберг вовсе не собирался впускать присутствующих в подробности своей жизни.
- Ага, Хантер, я хоть временами и недолюбливаю тебя за твою непомерную любовь к норвежской драме и ирландской прозе, но уверен в тебе на девяносто девять процентов, - насмешливо промолвил Люпус, но тут его тяжелый взгляд устремился на Кристин. - Только вот мне всё ещё непонятна вся эта ситуация с малышом Тристаном. Кто-то объяснит мне, что сын Джеймса Блэка делает в повстанческом лагере?
Скрестив руки на груди в знак обороны, девушка быстро ответила:
- Начнем с того, что он ему приходится не отцом, а отчимом. И продолжим тем, что этот человек лишил Тристана всего, включая беззаботного детства и друзей. Он терроризирует даже собственную дочь. Поэтому не стоит делать поспешных выводов.
Пока Кристин говорила, Эрик стоял, жадно вглядываясь в разноцветные брызги на полотне, которые накладывались друг на друга. В который раз он изучал эту картину в стиле абстрактного экспрессионизма и думал, сколько человек из базы повстанцев приложили к ней руки. Их было не так уж и много, всего лишь семьдесят два человека, если учитывать сидевших в конференц-зале новичков. Он пропустил мимо ушей несколько скользких высказываний Люпуса, даже не замечая, что через несколько минут в комнате наконец-то воцарилась полная тишина. Теперь все ждали именно его слов. Не сдвигаясь с места ни на шаг и продолжая всматриваться в картину, Эрик начал говорить:
- Думаю, не стоит упоминать лишний раз о том, что на наши плечи теперь легла огромная ответственность. И всем нам предстоит нести этот нелегкий груз, стараясь сохранять равновесие. Многие отсиживались здесь на протяжении нескольких лет. И, наверное, это было ошибкой. Называть повстанцами тех, кто просто прячется от правительства, - это слишком громкое заявление. Кто-то решил отрезать себя от внешнего мира, живя только в этих стенах - работает в отеле посменно, а после возвращается в свою обитель искусства. Другой же продолжает жить в самом центре города, изредка наведываясь сюда, восполняя пробелы любимым делом. Но пора начать борьбу. Да, она не за жизнь. Она - за искусство. Я успел убедиться на собственной шкуре, что жизнь без творчества ничего не значит. Ее попросту не существует. То, через что проходят многие жители Грослэнда - это выживание. Мы все пытаемся выжить. Это как цветок, сорванный в саду и поставленный в пустую вазу, в которой отсутствует вода. И что же случиться с цветком?