Энн Маккефри
Мастер-арфист
Эта книга посвящается Шелли Шапиро — с признательностью за доброту и поддержку, — а также ее мужу, Тому Хитчинсу, и их дочери, Адрианне.
Глава 1
— Одно можно сказать наверняка, — сухо заявила Бетрис, туго заворачивая вопящего и извивающегося младенца в тонкую хлопчатобумажную пеленку, которую его мать соткала специально для этого момента, — глотка у него твоя, Петирон. Держи! Мне теперь нужно заняться Мерелан.
И заходящийся криком младенец — крохотные его кулачки были стиснуты, а личико от натуги сделалось багрово-красным — очутился на руках у встревоженного отца.
Петирон, покачивая младенца — он видел, как это делают другие, — подошел к окну, чтобы получше рассмотреть первенца.
Он не заметил, какими взглядами повитуха обменялась со своей помощницей, не заметил, что младшая из женщин тихо вышла — за целителем. У Мерелан продолжалось кровотечение. Повитуха боялась, что у роженицы внутри разрыв: младенец шел ножками вперед, да и головка у него оказалась большая. Бетрис обложила стройные ноги Мерелан льдом, завернутым в полотенца.
Да, роды получились долгими. Теперь Мерелан, бледная и осунувшаяся, находилась в полнейшем изнеможении. В лице у нее не было ни кровинки, и как раз это беспокоило Бетрис сильнее всего. Переливание крови было делом рискованным; несмотря на одинаковый цвет, кровь у разных людей отличалась. Когда-то, в прежние времена, целители умели распознать это различие и подобрать нужную кровь. По крайней мере, Бетрис так слышала.
Повитуха подозревала, что ребенок окажется крупным и Мерелан трудно будет рожать, а потому попросила целителей быть наготове. Существовал раствор особых солей, которые в чрезвычайных случаях помогали пострадавшему справиться с чрезмерной потерей крови.
Бетрис взглянула в сторону окна и невольно улыбнулась: уж больно неуклюже новоиспеченный папаша держал свое дитятко. Хотя арфист Петирон и слыл великолепным музыкантом и во время Встреч способен был играть часы напролет, но вот отцовству ему еще учиться и учиться. Кстати сказать, ему здорово повезло, что он таки обзавелся сыном. Ведь у Мерелан уже было три выкидыша на ранних сроках беременности. Некоторые женщины словно предназначены для того, чтобы выносить и родить множество детей, но Мерелан — не из их числа.
Мерелан приоткрыла глаза, и в них засветилась радость: женщина услышала громкие вопли новорожденного.
— Вот он, тут, и все у него на месте, так что теперь ты можешь спокойно отдохнуть, певица, — сказала Бетрис, погладив Мерелан по щеке.
— Мой сын… — прошептала Мерелан.
Ее чарующий голос сделался хриплым от изнеможения. Она повернула голову на крик малыша, и пальцы ее судорожно впились в испачканную простыню.
— Ну-ка, певица, давай я тебя вытру…
— Малыш. Дайте мне малыша. Я должна его подержать, — едва слышно произнесла Мерелан, но в голосе ее звучало неукротимое стремление.
— Мерелан, ты еще успеешь его надержаться, — сказала Бетрис успокаивающе и вместе с тем строго. — Обещаю тебе.
«И от всей души надеюсь, что не лгу», — добавила она про себя.
Но тут вернулась Сирри и привела целительницу. Бетрис вздохнула с облегчением: она увидела в руках у Джинии флакон с прозрачной жидкостью, от которой, возможно, зависело — выживет молодая мать или умрет.
— Петирон, забирай своего крикуна и отправляйся показать людям, — не терпящим возражения тоном приказала Джиния, хмуро взглянув на новоявленного отца, который продолжал нервно укачивать ребенка. — Они все собрались в зале — хотят взглянуть на мальчишку и убедиться, что с глоткой у него все в порядке. Давай-ка, проваливай!
Петирон охотно подчинился. Он все это время помогал, как мог: растирал Мерелан спину, утирал пот с лица, — и теперь ему отчаянно хотелось хлебнуть чего-нибудь горячительного, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы. Петирон очень боялся, что Мерелан умрет. Особенно страшно ему стало сразу после окончания родов, когда жена словно бы съежилась, сделалась совсем маленькой, а вся постель была залита кровью… Но раз теперь его выставляют, значит, все в порядке. Петирон твердо решил, что никогда больше не подвергнет жену такой опасности. Он ведь не знал, насколько это трудно — родить ребенка!
— Да, глотка у него отцовская, — с невеселой улыбкой произнесла Джиния. Целительница склонилась над Мерелан и принялась осматривать ее. — У нее сильные разрывы. Бетрис, нужно будет наложить несколько швов, прямо сейчас. Сирри, уложи ее руку в лубок. Ей нужна жидкость. Как бы мне хотелось больше знать о переливании крови! По-хорошему, Мерелан только в этом и нуждается — если учесть, сколько она крови потеряла. Сирри, ты знаешь, как найти вену иглой-шипом. Если что-то не заладится, сразу говори мне.
Сирри кивнула и принялась за работу, а Джиния тем временем делала, что могла, с разорванной плотью. Издалека по-прежнему доносились негодующие вопли младенца, хоть главный зал и располагался довольно далеко от комнаты, где лежала роженица.
— Джиния, она не позволяет накладывать швы, — встревоженно произнесла Бетрис.
— Что она говорит?
— Хочет, чтобы ей принесли ребенка, — сказала Бетрис и добавила — одними лишь губами, но Джиния прекрасно ее поняла: — Она думает, что умирает.
— Так я ей и позволю умереть! — гневно воскликнула Джиния. — Сейчас же верните ребенка. Если он примется сосать грудь, ей это не повредит — даже наоборот, матка начнет сокращаться. В любом случае так она быстрее успокоится, а мне нужно, чтоб она не волновалась.
Бетрис сама сходила в зал и вернулась с разбушевавшимся младенцем; повитуха улыбалась во весь рот — ей определенно нравилось такое буйство и жизнелюбие.
— Он и сам устроил настоящее сражение, лишь бы вернуться к матери, — сказала она, улыбнувшись, и положила ребенка под бок Мерелан.
Та инстинктивно обняла малыша. Младенец сразу же нашел ее грудь — самостоятельно, без всякой помощи. И Мерелан облегченно вздохнула.
— Вот так номер! А ведь подействовало! — изумленно воскликнула Бетрис.
На щеках певицы проступил легкий румянец.
— Я еще и не такое видала, — откликнулась Джиния, взглянув на малыша. — Готово. Больше я ничего сделать не могу — разве что предупредить Петирона, что Мерелан нельзя больше беременеть. Я, правда, сомневаюсь, что это случится, но лучше ему быть поосторожнее.
Женщины с усмешкой переглянулись: весь холд знал, как трепетно относятся друг к другу супруги. Баллады об их пылкой любви разошлись по всему Перну.
— На этом континенте достаточно талантов, и Петирон вовсе не обязан в одиночку производить на свет целый хор, — сказала Джиния, выпрямляясь.
Женщины проворно сменили постельное белье; Мерелан лежала недвижно, а младенец намертво присосался к материнской груди. Вскоре Джиния и Бетрис решили, что опасность миновала и роженицу можно оставить на попечение Сирри. Мерелан уснула. Она уже не выглядела такой бледной, как некоторое время назад.
— Я вам вот что скажу, — уверенно заявила Бетрис целительнице, — ей одного ребенка будет мало.
— Значит, мы подыщем для нее приемышей. Для ребенка куда полезнее расти в семье, где много детей, — особенно если учесть, что Мерелан уже сейчас до безумия его любит. Так что нужно будет через годик об этом подумать. Если, конечно, она за это время полностью поправится.
Бетрис возмущенно фыркнула.
— Конечно, поправится! В конце концов, надо же мне беречь свою репутацию!
— Да всем нам надо!
Как ни странно, именно Петирон воспротивился идее взять на воспитание еще нескольких детей. Он обнаружил, что ему и без того трудно смириться с тем, что внимание Мерелан поделено теперь между ним и их сыном. Петирон не верил, когда другие отцы и матери говорили, что маленький Робинтон — его назвали в честь Роблина, отца Мерелан, — на редкость спокойный и нетребовательный ребенок.
— А я-то всегда считала Петирона человеком великодушным, — сказала Бетрис своему супругу, мастеру-арфисту Дженеллу.
— И почему же ты вдруг передумала? — с легким удивлением поинтересовался Дженелл.