Бетрис помолчала, поджав губы: ей не нравилось сплетничать. Но потом она все-таки пояснила:
— Я бы сказала, что всякий раз, как Мерелан возится с Роби, Петирон принимается ревновать.
— Что, правда?
— Ну, не то чтоб это было так уж серьезно… Мне кажется, Мерелан заметила, что Петирон начинает дуться, и по мере сил старается его успокаивать. Но Марди родила еще одного ребенка, хоть я ей и говорила: не делай этого! Ведь ее третьему еще не исполнилось и Оборота… — Бетрис раздраженно вздохнула. — И Мерелан могла бы помочь… если бы Петирон не уперся.
— А как там малыш Робинтон?
— На следующей неделе ему сравняется полный Оборот. Он уже ходит. Крепенький мальчишка — просто посмотреть приятно. Мерелан без особых хлопот могла бы приглядывать днем еще и за малышом-грудничком, чтобы помочь Марди. Роби такой же милый, как его мать, с ним никаких хлопот, — и Бетрис улыбнулась почти с материнской гордостью.
— Оставь пока все как есть, Бетрис, — сказал Дженелл. — Все сейчас волнуются из-за новой кантаты в честь Мореты, которую Петирон написал к Смене Оборота, а Мерелан исполняет там главную партию.
— Мне не нравится, что Мерелан так напряженно трудится. Ну, подумай, Джен, она ведь еще не оправилась толком после тяжелых родов.
Дженелл погладил супругу по руке.
— Петирон написал эту музыку специально для Мерелан. Второго такого сопрано не найти на всем Перне. И я понимаю, почему он злится на всякого, кто отнимает у Мерелан слишком много времени.
— Чтобы никто не мешал ему самому занимать все время Мерелан без остатка — ты это хотел сказать?
— Ну, ты ведь сама понимаешь: одной и той же цели можно добиться разными способами.
Он взглянул жене в глаза и улыбнулся.
— Опять ты за свое? — хмыкнула Бетрис — впрочем, без особого неудовольствия. Даже наоборот, в голосе ее проскользнули нежные нотки. Дженелл сделался мастером-арфистом Перна не только благодаря виртуозному владению всеми музыкальными инструментами, какие только имелись в Доме арфистов.
— Нет, — весело отозвался Дженелл, — но теперь, когда ты столь любезно указала мне на существование некой проблемы, я займусь ее решением. Петирон — хороший малый. Да ты это и сама знаешь. И он действительно любит мальчика.
Бетрис поджала губы.
— Кто любит — он?
— А ты в этом сомневаешься?
Бетрис окинула супруга критическим взглядом.
— Да, сомневаюсь. — Она взяла Дженелла за руку. — У меня ведь есть перед глазами наглядный пример — ты сам. Ты с радостью возился со всеми нашими пятью детьми, и из них выросли хорошие люди. Нет, Петирон, конечно, время от времени поглядывает в сторону детской кроватки или присматривает за малышом, когда тот ковыляет по дворику, — но только если ему напомнят о родительских обязанностях.
Дженелл прикусил нижнюю губу и кивнул.
— Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но мне как-то не верится, что Петирон начнет более ревностно относиться к отцовскому долгу, если ты вручишь Мерелан еще и младшенького отпрыска Марди, — особенно сейчас, когда Петирон способен думать только о подготовке к празднику Окончания Оборота.
— Еще бы! Ну, будем надеяться, что он не измотает Мерелан задолго до праздника.
— Об этом я могу позаботиться, — бодро заверил ее Дженелл. — И непременно позабочусь. А теперь иди.
И, когда Бетрис, уходя, повернулась, Дженелл исхитрился ласково шлепнуть ее по заду — а потом вернулся к прежнему занятию: он решал, как распределить новоиспеченных подмастерьев по различным холдам и цехам, попросившим прислать нового арфиста.
Мерелан исполнила в праздничной кантате сложнейшую партию Мореты (супруг написал эту партию специально для нее), справляясь с каденциями с такой легкостью, словно это были обычные вокальные упражнения. Богатство ее голоса и непринужденная легкость исполнения очаровали публику. Даже те обитатели Дома арфистов, которые уже слышали, как Мерелан разучивает партию, и прекрасно знали ее вокальные данные, вскакивали с мест — ее искусство внушало поистине благоговейный трепет. Мерелан не только безукоризненно владела дыханием, что позволяло ей в полной мере использовать возможности своего колоратурного сопрано. Она пела с таким чувством, с такой проникновенностью, что многие слушатели не удержались от слез, когда Морета вместе с золотой королевой во время последнего, рокового перемещения ушла в Промежуток. Голос Мерелан стих. Лорд и леди Форт-холда пришли в такой восторг, что тут же взбежали на сцену, чтобы выразить свое восхищение.
Петирон сиял, глядя, как Мерелан скромно выслушивает похвалы, тонко напоминая окружающим, что исполнять произведение, написанное ее супругом, — это истинное удовольствие. Он словно не замечал, как бледна Мерелан. Но эта бледность не укрылась от глаз Бетрис, и та, воспользовавшись кратким перерывом, поспешила дать певице питье, укрепляющее силы. Мерелан должна была выступать и во второй части представления — правда, там ее участие не было абсолютно необходимым. Но хотя бы сейчас, пока пел мужской хор, она могла уйти со сцены.
Бетрис внимательно наблюдала за певицей, пока не убедилась, что щеки Мерелан слегка порозовели. Когда Мерелан поднялась, чтобы исполнить еще одну песню в завершающей части представления, она выглядела уже немного окрепшей.
Когда представление закончилось и зал принялись освобождать от стульев — чтобы устроить танцы, — Бетрис разыскала леди Форта Виналлу.
— Бетрис, что такое с Мерелан? Когда мы с Грогелланом подошли поздравить ее, она так дрожала, что мне страшно было отпустить ее руку — вдруг она упадет!
— Я уже приготовила для нее укрепляющее снадобье, — дипломатично ответила Бетрис. Конечно, очень любезно со стороны леди Виналлы, что она беспокоится о Мерелан, но это — дело Дома арфистов, а не холда. — Мерелан вкладывает в пение всю душу, не правда ли?
— Хм. Да, конечно, — согласилась Виналла. Она поняла, что Бетрис уклоняется от темы, и тактично отошла побеседовать с другими гостями.
Вскоре Мерелан простыла, и у нее началась лихорадка, сопровождавшаяся сильным кашлем. Пожалуй, единственным, для кого это стало неожиданностью, был Петирон.
— Мне иногда кажется, что этот человек ничего не замечает в Мерелан, кроме ее голоса, — раздраженно сказала Бетрис Дженеллу, вернувшись после дежурства у постели певицы.
— Я не отрицаю, ее голос действительно очень важен для нашего композитора, — сказал Дженелл. — Ведь ни у кого больше нет такого диапазона, и никто не сумеет справиться с его произведениями — настолько они сложные. Но голос — это отнюдь не все, что Петирон замечает в жене. — Он кашлянул, прочищая горло. — Он был сражен ее красотой в тот самый миг, когда впервые увидел Мерелан — она как раз приехала к нам из Южного Болла, на обучение. Так что он влюбился в нее еще до того, как мы поняли, каким невероятным голосом наделена Мерелан.
Дженелл уставился в темноту; ему вспомнилось, как он впервые услышал переливы этого безупречного сопрано. Весь цех тогда, побросав дела, сбежался послушать.
Бетрис, хмыкнув, забралась под новое меховое одеяло — подарок от всех подмастерьев цеха на Окончание Оборота. Искусно сшитые шкурки образовывали красивый узор. Рука Бетрис задержалась на мягком мехе каймы.
— В жизни не видела, чтоб еще кто-то так влюблялся. Прямо-таки с первого взгляда. И она тоже не могла оторвать от него глаз. По правде говоря, Петирон ведь по-своему обаятелен, хоть и не отличается особой жизнерадостностью. Хорошо, что учителем вокала у Мерелан был Огюст, а то она никогда бы не продвинулась дальше простеньких вокализов.
— А помнишь, как Петирон слонялся по двору и слушал их, будто ему самому нечего делать? — спросил Дженелл и закрыл светильник колпаком. Он рассеянно погладил Бетрис по плечу, взбил подушку и улегся.
Стоило Дженеллу облегченно вздохнуть, поскольку он наконец-то разрешил вопрос с распределением подмастерьев, — и холдеры снова принялись просить у него обученных людей. А где ж их брать? Сейчас, в такую суровую зиму, подмастерья даже не могли странствовать от холда к холду, задерживаясь в каждом на месяц-два для уроков. Но ведь любая семья имела право обучать детей и знакомить их с существующими порядками и традициями — на то и были придуманы обучающие Баллады.