— Точно. А мы находили обломки скорлупы. Так что огненные ящерицы и вправду существуют, хоть и нечасто попадаются людям на глаза.
— Ну, если вы находили скорлупу, то конечно… — успокоился Петирон.
Мерелан отвернулась, стараясь скрыть улыбку. Она прекрасно понимала, что Петирон думает о холде Пири, но не имела ни малейшего желания спорить с ним и развеивать его заблуждения. Петирон, в общем-то, был человеком справедливым. Он и сам разберется, что к чему. Может, ему даже понравится здесь, вдали от суматохи и постоянной атмосферы состязания, царящей в Доме арфистов. Мерелан было очень приятно слышать, как Петирон благодарил Сева Риткампа, Далму и прочих торговцев. Он сказал тогда, что многому научился за время пути и что их музыкальные вечера доставляли ему истинное наслаждение. Мерелан чувствовала, что он говорил совершенно искренне. По дороге Петирон все-таки освоил верховую езду, и Мерелан знала, что сможет уговорить его проехаться на скакуне по окрестным холдам, где жили ее братья и сестры. Особенно если удастся оставить Робинтона в холде Пири, чтобы его присутствие не раздражало Петирона. С этим, наверно, особых сложностей не возникнет — она уже отняла малыша от груди, а Сегойна с удовольствием с ним понянчится. Если бы только Петирон научился любить сына — и ради собственного блага, и ради блага Робинтона — и перестал видеть в нем соперника, похищающего ее внимание!
После первого занятия Петирон отобрал сорок два подающих надежды ученика и разделил их на пять групп. Они различались не по возрасту, а по уровню подготовки, поскольку некоторых уже успели чему-то научить родители. Последняя группа состояла из пятерых человек, чересчур взрослых для того, чтобы заниматься вместе с детьми. Они учились по вечерам, ради удовольствия, и никто из них этого не стеснялся.
— Когда живешь в горах, нечасто подворачивается случай чему-то научиться, — без малейшего смущения пояснил Ранту. Коренастый плотник оглянулся на свою юную супругу, ожидающую ребенка. — Так я и жил, пока не встретил Каррал. — Он покраснел. — Я вправду люблю музыку, хоть и мало о ней знаю. Но я научусь, чтобы малышу не пришлось стесняться неотесанного отца.
Как выяснилось, Ранту потрясающе играл на тростниковой свирели. Но когда Петирон всерьез вознамерился обучить Ранту нотной грамоте, плотник отмахнулся от этого предложения:
— Вы просто сыграйте мне разок нужную мелодию, да и хватит, я запомню.
В тот вечер Петирон долго мерил шагами свое скромное жилище. Одна лишь мысль о том, что великолепный самородок ежедневно рискует покалечить руки топором, пилой или теслом, выводила его из душевного равновесия. Мерелан попыталась успокоить мужа:
— Любовь моя, ведь далеко не для каждого свет клином сошелся на цехе арфистов.
— Но он…
— Он великолепно держится для молодого человека, которому следует содержать семью, — сказала Мерелан, — и он всегда будет любить музыку, даже если изберет для себя иной жизненный путь.
— Но ведь Ранту — настоящий талант! Ты же знаешь, столько мне пришлось биться над теорией музыки и над композицией, прежде чем я научился работать со сложными ритмами, — а он после одного-единственного прослушивания управляется с такими каденциями, которые даже у тебя, при всех твоих дарованиях, потребовали бы целого дня работы! А Сегойна рассказала мне, что он сам делает — делает! — гитары, флейты, барабаны — все инструменты, на которых здесь играют!.. — Петирон воздел руки, не в силах сдержать переполняющие его чувства. — Стоит мне вспомнить, сколько труда я затратил, чтобы освоить все таблицы для подмастерьев, которые Ранту ловит со слуха, я… у меня просто слов нет!
— Милый, но Ранту не хочет быть музыкантом. Понимаешь — не хочет. Он хочет заниматься своей нынешней работой, возиться с деревом. Даже все те инструменты, которые он мастерит, — это для него всего лишь развлечение, способ провести досуг, и не более того.
— Может, конечно, ты и права, Мер, но ты, похоже, кое-чего не понимаешь. Цеху арфистов нужно куда больше молодежи, чем приходит к нам сейчас. Тому же холду Пири просто необходим подмастерье, который жил бы тут постоянно, а не наведывался на краткий срок.
Петирон расхаживал по комнате, нервно потирая руки, — верный признак того, что он охвачен сильнейшим волнением.
— Каждый человек имеет право учиться, и цех арфистов обязан позаботиться о том, чтобы он мог этим правом воспользоваться. Нам отчаянно не хватает арфистов!
— Но все здесь заучивают обучающие Баллады, — сказала Мерелан. — Я и сама выучила их тут:
— Но они здесь знают не все важные Баллады, а лишь самые распространенные, — упрямо возразил супруге Петирон. Всякий раз, когда он принимался хмуриться, его густые брови сходились на переносице, почти смыкаясь над орлиным носом. Мерелан безумно нравились брови мужа, хотя она никогда ему об этом не говорила. — Они, например, не знают Балладу о Долге.
Мерелан с трудом сдержалась, чтобы не вздохнуть. Интересно, неужели только те, кто был воспитан в строгих традициях цеха арфистов, верят, что очередное Прохождение не просто может настать, а непременно настанет через пятьдесят Оборотов? Или их вера — всего лишь дань традициям цеха?
— Вот ты их и научишь всему, чему нужно. А я помогу. Но даже теперь, когда они вновь повидались со мной и познакомились с тобой, боюсь, местные жители тебя неправильно поймут, если ты предложишь одному из их лучших подмастерьев уехать в цех арфистов.
Петирон как-то странно взглянул на жену.
— Ты так думаешь?
Мерелан поджала губы. Подобным тоном — чрезвычайно сухим и унизительным — Петирон разговаривал с нерадивыми учениками, не прилагающими достаточных усилий, чтобы соответствовать его взыскательным требованиям.
— Ты же знаешь, что здесь был мор. Да еще холд потерял многих жителей во время той бури, — сказала Мерелан, стараясь сохранить спокойствие. — Хотя Пири не так уж велик, но для того, чтобы содержать его в должном порядке, требуется немало народу. И временами они просто не могут позволить себе выделить ни единого человека.
— Однако же они отдали двоих пареньков в Вейр, — с завистью произнес Петирон.
Мерелан попыталась сдержать смех, прикрыв рот ладонью, но у нее ничего не вышло: больно уж забавно выглядел сейчас Петирон.
— То есть ты хочешь сказать, что если бы ты оказался избранником посланцев Вейра, ты бы отказался?
— Меня не выбрали.
— Это я знаю. Но если б тебя позвали в Бенден-Вейр, неужели ты бы отказался?
— Ну… — попытался увильнуть от ответа Петирон. — Конечно, я не стал бы отказываться от столь высокой чести… Но ведь далеко не каждому из избранных во время Поиска удается запечатлить дракона.
— Они оба запечатлили зеленых, — сообщила Мерелан.
— Значит, они и вправду счастливчики.
— Но ни один из них никогда бы не стал хорошим арфистом, — сказала Мерелан и подмигнула мужу.
— Это нечестно, Мер, — холодно отозвался Петирон.
— А ты попробуй немного подумать над этим, дорогой, — отозвалась Мерелан и вновь принялась складывать выстиранное и высушенное белье.
Когда Петирон узнал, что Мерелан учит Робинтона плавать, его чуть не хватил удар.
— Да он ведь только начал ходить — куда ж ему плавать?! — возопил Петирон.
— Все наши дети учатся плавать на первом году жизни, — невозмутимо сообщила ему Сегойна. — И лучше учить ребенка еще до того, как он начнет ходить, — пока он еще помнит, как плавал в чреве матери.
— Что-что он помнит?!
Мерелан предостерегающе дотронулась до руки Петирона. Тот словно окостенел от потрясения — так на него подействовала мысль об опасности, которой только что подвергался его сын.
— Это чистая правда, — сообщила Сегойна. — Хочешь — когда вернешься, спроси сам у кого-нибудь из цеха целителей.
Петирон отпрянул, а Сегойна доброжелательно добавила:
— Сейчас — самый подходящий момент напомнить ребенку то, что он умел в материнской утробе. Так и нам меньше беспокойства, когда он подрастает, — мы-то живем у самого моря.