Выбрать главу

— Простите, сэр, — буркнула я, наклоняясь и поднимая тосты с пола вместе с останками тарелки.

— Я просил тебя не называть меня „сэр“, — холодно отозвался он, встал и сунул в тостер два куска хлеба.

— Большое спасибо, что вы снизошли до разговора со мной, сэр, — съязвила я, выбрасывая осколки в мусор и, разумеется, порезавшись при этом. — Я знаю, пластырь в угловом шкафчике, спасибо за заботу, сэр.

Он никак не отреагировал на мое ехидство, только спросив:

— А тебе так хотелось со мной поговорить? Интересно, о чем? Возможно, о том, где ты вчера так долго пропадала?

— А вы все-таки заметили это, сэр? Я гуляла. Людям свойственно иногда гулять, да вы и сами это знаете, сэр. Или вы опять решили, что я ищу себе любовника?

Я так надеялась, что он среагирует на это, что начнет обвинять меня во всех смертных грехах, и тогда я смогу наконец поговорить с ним. Не вышло. Он промолчал. Просто промолчал, уставившись в стену. На этом наш разговор закончился. Мы молча выпили кофе, съели тосты и разошлись по своим спальням.

Первую половину дня я посвятила урокам. Проблемы в личной жизни — это, конечно, проблемы, но, если запустить учебу, их станет еще больше. Головная боль после ударной дозы кофеина прошла, и я погрузилась в алгебру, геометрию и прочие точные науки.

Совершенно одурев от теорем и формул, я с удивлением обнаружила — время ланча уже давно прошло, и желудок требует, чтобы в него что-нибудь положили. Разогрев остатки, найденные в холодильнике, потому что готовить не хотелось, да и времени не было, я постучала в дверь Кейна.

— Ланч готов, сэр.

Он молча пришел на кухню, взял вилку и начал с безразличным видом поедать тушеную курицу, внимательно изучая противоположную стену. Я наблюдала за этим процессом, чувствуя, что внутри закипает ярость, и у меня вряд ли получится этому противостоять.

— На стене что-то интересное, сээр? — язвительно поинтересовалась я. Он вздрогнул и непонимающе посмотрел, наконец, на меня. — Вы так внимательно рассматриваете ее.

— Нет, — коротко ответил он.

— Тогда почему бы тебе не посмотреть на меня и не сказать, мать твою, почему ты последние три дня не соизволяешь и словом со мной перемолвиться? — меня уже понесло, но я не могла остановиться.

— Я не расположен к общению, Эрика, вот и все, — не повышая голоса, ответил он.

— Зато с Кристиной ты вполне себе общаешься, так? Вся школа знает, что тебе надоел Девил, и ты выбрал эту шлюху в качестве своей подружки! Б***ь, я ненавижу тебя, Грейсон!

Я бросила вилку на стол и пулей вылетела из комнаты, хлопнув дверью так, что зазвенели стекла в окнах. Меня не волновало, что будет после этого, что он может со мной сделать… Что он сейчас может ворваться в комнату, избить или изнасиловать меня… Мне так надоело это положение игрушки для забавы. Я устала от этого напряжения. Я устала от непонимания и невысказанных претензий. Пусть делает то, что хочет.

Нет, я не собиралась плакать. Слезы — это удел романтичных натур, рыдающих по поводу и без. Я себя к таковым не относила, поэтому уткнула голову в колени и включила на полную громкость плеер, вставив наушники. Любимый Линкин Парк дал мне возможность отключиться от внешнего мира, сосредоточившись на словах и музыке. Почему-то рандом плеера выбирал исключительно песни, подходящие к нашей ситуации…

Всё, что ты мне говоришь, Тащит меня на шаг ближе к краю, И я сейчас взорвусь Я жду, когда ты сгоришь, Ибо я на шаг ближе к краю, И я сейчас взорвусь… (One step closer) … Я хочу быть другим, я устал от тебя, Моя вера убита жестокой судьбою. Я не знаю, чего ты теперь ждёшь от меня, Я не могу дальше жить так, делясь всем с тобою. [Слышу в голосе дрожь, да, твой голос дрожит…] Обернётся ошибкой каждый новый шаг мой… [Слышу в голосе дрожь, да, твой голос дрожит…] Я теперь так слаб, что жить не хочу… Я теперь другой, с тобой лишь молчу; Я теперь хочу, чтоб твой пыл остыл, И моя мечта — стать тем, кем я был… (Numb)
Движение по кругу, Резкая смена взлётов и падений. Загрязнение воплощается в бесконечном шуме. Колёса крутятся, заход солнца медленно ползёт Мимо уличных фонарей и ограждений по асфальту. Маленький листок бумаги, на котором что-то нарисовано, Плывёт над улицей, несомый ветром. Сейчас моя память напоминает этот листок: Его смяли, и таким, как раньше, он никогда не будет. (Forgotten)

Прослушав последнюю песню три раза подряд, я подняла голову, не сразу понимая, что изменилось. За окном посветлело, несмотря на то, что близились сумерки. Пошел снег. Мелкие белые снежинки кружились в воздухе, опускаясь на промерзлую землю, и не таяли, а оставались лежать там. Мне захотелось немедленно выйти на улицу. Я больше не могла сидеть в душной квартире, упиваясь собственной истерикой и все время нарываясь на следующую. Мне нужно было на свежий воздух — проветрить голову и немного успокоиться. К тому же я вчера обещала тому псу — почему-то сомнений, что это именно кобель, не было — что принесу ему что-нибудь.

Поспешно одевшись и схватив из холодильника кусок мяса, я не удосужилась предупредить Грейсона, что ухожу, попросту хлопнув дверью. Не знаю, что он подумал, наплевать, что меня будет ждать по возвращении — я хотела на улицу.

Уже довольно толстый слой снега приятно хрустел под ногами, летящие снежинки танцевали на фоне серого неба, падали мне на голову, на руки, лицо. Я никогда раньше не видела снега и наслаждалась новыми для себя ощущениями, запрокидывая голову и ловя ртом холодные кристаллы.

Надеясь, что выбрала правильное направление, я шла по парку, когда на меня со спины налетело что-то огромное, мохнатое и черное. Я сделала то единственное, что могла — заорала и упала, закрывая голову руками, съеживаясь в комочек и замирая от страха. В щеку мне ткнулось нечто холодное и мокрое, я взвизгнула еще раз, но больше ничего не происходило. Наконец я осторожно открыла глаза и повернула голову. Мой взгляд упал на знакомую черную морду, и я с облегчением села, уцепившись за ошейник пса.

— Привет, парень. Хорошо, что это ты, а не медведь какой-нибудь. Хотя откуда в школе медведи? Напугал ты меня, больше так не делай, — укоризненно сказала я, постепенно приходя в себя от стресса.

Пес в ответ потянулся мордой к карману куртки, в котором лежало мясо.

— На, я это тебе принесла, — спохватилась я, доставая пакет и разворачивая его. Мясо исчезло в мгновение ока. Пес облизнулся, проверил, что у меня больше ничего нет, и прилег на землю рядом со мной. Я позавидовала его шкуре. Конечно, с таким мехом можно и в снегу валяться, а я уже начинала замерзать.

— Можно, я тебя поглажу? — робко спросила я у собаки. Пес опустил голову на лапы и прикрыл глаза. Я с удовольствием зарылась руками в густую шерсть.

— Шир! Где ты, скотина такая! — услышала я громкий крик. Собака подняла голову и тихо зарычала.

— Так, значит, тебя зовут Шир? — удивилась я. — Ширик, получается?

Пес еще раз рыкнул.

— Понятно. Ширик тебе не нравится. Хорошо, будешь Широм, — покорно согласилась я, продолжая поглаживать собаку.

В просвете между деревьями появился смутно знакомый парень.

— Шир! — еще раз завопил он, сначала не заметив нас. — Эрика? Эрика, не шевелись, он тебя не тронет, — парень со всех ног побежал к нам.

— Ник? — узнала я. — Я не боюсь собак.

Ник уже подбегал к нам и встал, как вкопанный, увидев, что я делаю.

— Эрика? Ты его гладишь?!

— Да. А что, нельзя? — я отдернула руку и встала, отряхивая запачканные джинсы. Пес недовольно заворчал, тоже поднялся и сунул морду мне под руку, требуя продолжения почесывания. „И ты мной командуешь“, — мысленно вздохнула я, послушно начиная теребить его за ушами.

— Да нет, можно, — растерянно сказал Ник. — Просто эта скоти…, - он осекся, бросил на меня взгляд и продолжил, — собака никого не подпускает к себе. Только меня, и то плохо реагирует на команды. — Он пристегнул к широкому ошейнику поводок и резко дернул за него. Шир ответил рычанием.