– Да, – задумчиво сказал путник. – Просто дорога. Просто еще одна дорога. Сколько их было? И сколько еще будет? Просто еще одна дорога.
Он поставил корзинку на землю и обнял меня:
– Спасибо.
Помолчал, потом тихо сказал еще раз:
– Спасибо!
Гость наклонился за корзинкой, когда внезапная мысль пришла ему в голову:
– Ты… ты забираешь все, что мы приносим с собой… в душах. Это, наверное, очень тяжело.
– Наверное, – сказал я. – Но я уже привык. Ступай.
– Да, – согласился он. – Пора.
Путник сделал шаг к калитке, потом обернулся:
– Знаешь, когда-нибудь и ты сможешь уйти отсюда. Обязательно. Иначе не бывает – не должно быть.
«То же самое ты говорил в прошлый раз, – подумал я. – И другие тоже говорят это. А потом приходят снова, и уходят снова, и снова говорят эти слова. И даже если все вы не правы… – мне достаточно этих ваших слов».
А вслух я только сказал «спасибо» и легонько подтолкнул его в спину.
Он улыбнулся мне и шагнул наружу.
Я постоял, слушая, как затихают его шаги. Потом запер калитку и отправился на крыльцо выкурить свою утреннюю трубочку. Заодно нужно было приготовить кашу и бульон, к обеду наверняка появятся новые путники.
Где-то вверху, в кронах деревьев, озорно жужжа, летела божья коровка; устала, шлепнулась мне на плечо. И мы вместе пошли на крыльцо ждать гостей.
В конце концов это когда-нибудь должно было случиться.
В коридоре института меня отловил студент и признался, что читал мои рассказы. «Еще в школе».
Вообще-то я нарочно никому из студентов не рассказывал, что пишу, – и псевдоним в этом только помогал. У них был преподаватель литературы Владимир Пузий, и кто там знал, что он же иногда публикует книжки как Владимир Аренев. Но первые рассказы – да, действительно выходили еще под моим настоящим именем. Да главное и не это. «В школе»? Парень совсем не был похож на вундеркинда, который научился читать в шесть месяцев.
Я тогда до конца дня ходил как будто слегка пришибленный: осознавал.
Сейчас ощущения примерно те же. Потому что вот сел писать комментарий к «Единственной дороге» и сообразил, что сделал я ее в 1998 году. Пятнадцать лет назад. Вот ведь…
Собственно, это первый мой рассказ. В девяносто восьмом я написал еще несколько, один даже напечатали – это, на минуточку, была моя первая бумажная публикация. Можете себе представить: воспринималась она как первое серьезное признание, допуск к профессии, ступенька на пути. Уже через пару лет я понял, насколько слабеньким и наивным был тот рассказ; с тех пор никому его не показываю.
А вот «Дорога» проверку временем прошла вполне достойно. Раз шесть или семь ее перепечатывали в разных журналах и сборниках, всегда я что-то подправлял по мелочи (в этот раз – тоже), но в целом примерно такой она написалась с самого начала. Кстати, «написалась» – не фигура речи, рассказ действительно придумался как бы по своей воле. До сих пор помню: в телепрограммке на глаза попалось название фильма, «Единственная дорога», – и сразу сложилась история. Сделал быстро, за день.
А фильм так и не посмотрел; до сих пор не знаю, о чем он.
В ожидании К.
Это поэма героическая, побуждающая к совершению подвигов.
Крокодил был старый, кожа в шрамах, в шишковатых буграх, грязно-бурая. На левой лапе не хватало двух пальцев.
Люди проходили мимо, надолго не задерживались. Старались не смотреть в глаза, устремленные не пойми куда, старались не принюхиваться.
Пахло от Крокодила виргинским табаком.
Над Александровским парком бесцельно ползали тучи – тугие, комковатые, похожие на клочья свалявшейся шерсти. Город вторую неделю изнывал от жары. Дождя не было.
Крокодил расстегнул дорогой серый пиджак, вынул громадный портсигар и закурил, все так же глядя в никуда. Долго сидел без движения, только выпускал сквозь зубы клубы дыма. Человек близорукий мог бы издалека принять его за живую статую – из тех, что любят нынче ставить в парках да на улицах. Но воробьи на него не садились, и местные барбосы обходили стороной.
Ближе к трем на дорожке показался старик. Высокий, сверкающе-седой, шагал твердо, как на параде. К правой штанине прилип листок.
Какой-то карапуз вырвался вдруг из объятий мамаши и закосолапил к старику. Тот остановился, даже как будто с надеждой. Но карапуз протопал дальше и ухватил за шею громадного плюшевого жирафа с лавочки напротив. Мамаша сложила мобильный, догнала карапуза, извиняясь перед лоточником, начала отдирать от жирафа.