– Я предпочел бы продолжить небольшой демонстрацией, а потом уже объяснять. Так будет проще.
«Точно маньяк».
– Ну, – сказал Алик, – вы уверены вообще? Народу вокруг до фига. Если что – никуда не денетесь. А менты под Новый год злые, отметелят по полной.
Вместо ответа седобородый наклонился и сгреб со скамейки горсть снега. Скатал неровный шарик. Дунул в сложенные «лодочкой» ладони. Подбросил снежок в воздух.
– …! – сказал Алик. – Зашибись!
Снежок поднимался вверх по прямой, медленно и ровно. На уровне козырька над парадным он превратился в большую пеструю птицу. На уровне второго этажа – в мотылька некислых размеров. На уровне третьего – в маленького дракончика, который пыхнул пламенем, махнул крыльями… и рассыпался белесыми обломками. Они упали на дерево, вспугнули ворон. Те с карканьем умчались куда-то в сторону дальних новостроек.
– Хорошая демонстрация, – сказал Алик. – Внушает. И что?
– Сядем, – сказал седобородый. Он одним движением смел со скамейки оставшийся снег и высушил ее. – Разговор будет долгий.
– Вы вообще кто? – Алик сел, поставил сумку между собой и стариком. – Только не говорите, что вы колдун.
– Я не колдун. Я чародей, из Круга хранителей Ардорании. Час пробил, древнее пророчество начало сбываться. Вы, Александр, седьмой сын седьмого сына, человек, рожденный в мире, где нет чар, решите судьбу Ардорании.
– Чухня!
– Вы – избранный! – твердо сказал старик. – Силы разрушения, ведомые предвечными богами Т’хлакки, уже собирают армии. Скоро начнется великая битва. Встав во главе наших войск, вы на долгие века обеспечите покой и благоденствие Ардорании. А себе, – добавил он, бросив на Алика проницательный взгляд, – почет, уважение и богатства, которые и не снились никому из смертных.
– Да ну! С чего вы вообще решили, что это я?!
– Вы ведь седьмой сын седьмого сына?
– А?
– Вы – седьмой сын в семье. Ваш отец тоже был седьмым сыном.
– И что? Мы ж не одни такие!
– Вы – избранный, – повторил старик.
– Ну как я вам помогу в этой вашей Ардорании?! Чем?
– «Избранный, – произнес старик так, будто читал по памяти, – с легкостию неимоверной обуздывать станет диких зверей, будет искусен в езде, в стрельбе из лука и сражении на мечах. Однако более важными для избранного будут иные уменья, о коих поведал оракул. Владенье множеством языков. Возможность на равных дискутировать о природе пространства и времени с книжниками. Знание законов природы. И к тому же…» – Он прервался и внимательно посмотрел на Алика. – Это правда? – спросил седобородый. – То, о чем вы только что подумали. Неужели совсем ничего?
Алик помотал головой. Если уж культуролог, козлина, просек, то старик со своими возможностями… Смысл врать?
– Совсем ничего? – повторил седобородый. – А что ж ты тогда умеешь?
Алик покраснел – впервые с тех пор, как в шестом классе отец нашел у него «Плейбой» под кроватью.
– Нет, ну в принципе…
Седобородый какое-то время молчал, сцепив ладони в замок. Только сейчас Алик заметил, какие они у него жилистые и сколько на них шрамов.
– Ладно, – сказал седобородый. – Извини. Забудь. Я ошибся.
Он встал и быстро пошел прочь.
Алик какое-то время сидел на скамейке и переваривал услышанное. Перед глазами так и стояла одна и та же картина: мотылек, который превращается в дракончика.
– Александр? – спросили у него за спиной. – Александр Фат? Не возражаешь, если присяду рядом?
Лысый говорил вообще без акцента.
– Вы тоже чародей, – догадался Алик.
– Я – колдун.
– А, ну да. И как там в Т’хлакке? Армии ждут?
– Ждут только тебя, о избранный. Ибо сказано: «В роковой час выберет избранный одну из сторон, и выбор этот будет решающим! Ибо будет избранный умен и могуч, твердою рукою поведет он державу нашу к победе, искусный в интригах, беспощадный на полях сражений, мудрый и…» – Он осекся. Изменился в лице; Алик и не знал, что смуглокожие могут так бледнеть.
– Совсем ничего? – тихо спросил лысый.
– Нет, ну вообще-то…
Лысый провел рукой по лицу, откинулся на скамейку. Молчал минуты три.
– Спасибо, – сказал наконец. – Спасибо. За это я награжу тебя, седьмой сын седьмого сына, – он проделал в воздухе какие-то движения. Ничего не изменилось. Совсем ничего. – Иди на кафедру, – сказал лысый, – культуролог поставит тебе зачет.
Он поднялся и зашагал в сторону дальних новостроек походкой человека, который только что похоронил сразу всех родных.
– За что? – выдавил наконец Алик. – За что «спасибо»?
Лысый обернулся, рассеянно на него взглянул.
– За то, что признался сразу.
Начал падать снег – на дорожку перед домом, на сумку, на Алика, на скамейку, которая уже успела пустить несколько зеленых ростков.