Вскоре мы с Викусей устроились за большим столом, заставленным всякой всячиной. Есть было неудобно — Вика не отпускала мою руку, и мне приходилось орудовать ножом так, словно держу одноручный меч на поле битвы.
— Ау, ты мне соусом в глаз попал! — усмехнулась Вика, когда я пытался одной рукой разрезать кусок мяса.
— Извини, я вилкой придерживать не могу, — пожал я плечами.
Так за разговорами мы провели за столом пару часов, а потом ещё долго пили чай, сидя в обнимку в беседке. Лишь поздним вечером я заглянул в штаб к Дмитриевичу обсудить запасы вооружения и прочего. А дальше — долгожданная ночь с Викой. Когда я вошёл в спальню, она уже ждала меня в короткой шёлковой пижаме и накинулась, как голодная. Мы не спали почти до самого утра…
Рано не встали — к чёрту будильники, шторы плотно задёрнуты. Только ближе к обеду я кое-как расклеил глаза и, повернув голову, заметил, что Вика уже не спит.
— Давно проснулась, красавица? — повернувшись к ней, приобнял за талию.
— Нет, недавно проснулась. Лежу, любуюсь вот тобой, — она провела пальцами по моим волосам. — Какой ты у меня красивый всё-таки.
— Тогда дай и я на тебя полюбуюсь вдоволь, солнце, — я с нежностью провёл пальцами по её щеке.
— Добрыня, — прошептала Викусик, заглянув мне в глаза, — скажи, ты задумывался о будущем? О нашем с тобой? Что нас вообще ждёт?
— Думал, — честно признался. — Я не знаю точно, где мы будем и каким всё будет. Но знаю одно — ты точно будешь моей женой, — приблизившись, я поцеловал её в сладкие нежные губы.
Так мы пролежали в обнимку ещё долго, а потом позавтракали весьма поздним завтраком — по сути, уже обедом. И быстро собравшись, я отправился проведать Гришу и поговорить о сложившейся обстановке. Я уже связался с ним из дома — как выяснилось, он снова был ранен в одной из битв и сейчас лечился у себя.
Пока ехал, заметил, как вдалеке всё ещё громыхали взрывы, а в небе виднелись энергетические столбы от магии — огненные, сиреневые со сверкающими молниями и множество других. По улицам же теперь ездили броневики военных, все они мчались рядами в сторону боевых действий.
А улицы наконец немного расчистили, и я быстро добрался до друга. Распутин лежал в постели, жевал чипсы и смотрел фронтовые новости.
— Лекарь, а такую дрянь ешь, — усмехнулся я, обнимая его. — Выглядишь, кстати, паршиво.
Гриша был весь изранен — подбитый глаз с кровавым белком, повязка с вонючей мазью на голове, сломанные рука и нога, перебинтованное плечо и грудь. Живого места не осталось — пока я был в Австрии, он тут бился насмерть похоже.
— Добрыня, брат! Жив, чертяка! — он приподнялся на подушке, поморщившись от боли. — Чего так долго добирался?
— Это я ещё быстро. Вчера на улицах было не протолкнуться — заторы из брошенных машин повсюду. Как ты? Что нового?
— Да как… не видно разве? — усмехнулся Гриша. — Мой род сделал всё возможное в этой войне. Нам крепко досталось — достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять. Мы первыми встали щитом — все удары приняли на себя. Тяжко нам было, Добрыня, тяжко.
— Думаю, Император это оценит. Он понимает, что без вас в начале всё обернулось бы катастрофой.
— Конечно понимает. Пока все прятались по углам и тянули время, мы бились за дворец и Москву, — хмыкнул друг. — Теперь же Пётр Александрович сам вступил в «игру».
— Значит, бразды правления уже почти полностью вернулись к нему? — я опустился в кресло рядом.
— Да, армия движется к нему на подмогу, только что по телевизору передавали.
— Я видел, как по улицам броневики с военными идут.
— Это ещё не всё, — мотнул головой Гриша. — Судя по масштабам, грядёт заключительная битва. Скоро подтянут армию и из других регионов.
— А как обстановка с предателями среди аристократов? — спросил я, закинув ногу на ногу.
— Многие сбежали, но немало и убили. Государь не просто выжидал — готовился. Теперь служба безопасности, тайная канцелярия и разведка нанесли основной удар. За один только день схватили и убили около двух тысяч предателей, — он поднял указательный палец.
— Нехило!
— И не говори, — друг отправил в рот очередную чипсину. — Взяли всех причастных к предательству — не только аристократов, но и торговцев, даже военных высшего ранга. Крысы оказались везде.
— Понятно, почему тянули — спецслужбы не хотели отлавливать их поодиночке. Слишком муторно было бы, а сейчас всё говно всплыло разом.
— Вот-вот, — жуя, отозвался Распутин. — Первоначальное бессилие спецслужб было лишь искусственно созданной видимостью. Фикция, одним словом.