— Мамуля, извини, но нам пора по делам, — внезапно прервал этот душевный поток Дмитриевич, при этом не отрываясь от свежего сообщения в телефоне.
— Да как же так, я ведь ещё не поведала, как на курортах отдыхала, — загрозилась она тростью, намекая, что спорить с ней — себе дороже. — Или ты совсем обнаглел, перебивать мать⁈
— Нам действительно пора, — в глазах Геннадия застыл жёсткий прищур боевого командира. И он резко повернулся к своей разношёрстой бригаде: — У вас ровно десять минут на сборы! Время пришло! — и, вполне в своём духе, водрузил на себя дополнительный патронташ.
Госпиталь, возможно, и слывет крутым местечком, но в моем личном рейтинге он сейчас еле дотягивает до одного из десяти баллов. Все очки слетелись в трубу из-за полного отсутствия удобств. Располагаться под грудой тяжеленных глыб и плит — сомнительное, знаете ли, удовольствие.
Впрочем, мы провели там совсем немного времени. Даже находясь внутри завалов, я вполне ощущал, как наверху кто-то с огромной силой их разбирает. Распутины, естественно, быстро нас извлекли и прямо на месте залатали. У меня, например, от глубокой царапины на щеке вообще ничего не осталось — как будто ее и не было.
А вот Гриша оказался в более плачевном состоянии: его уложили на носилки, и не то, чтобы оградили от меня, но держали под постоянным присмотром. А я что? Я устроился на полянке, прищурил один глаз и глянул в бездонно-синее небо: вертолеты так и шныряли, подозреваю, над всей Москвой, да во все направления сразу.
Тем временем армия Распутиных стояла по всему периметру так, что негде было яблоку упасть. Делать сейчас особо нечего, так что я без промедления черканул сообщение Вике и Маше — сообщил, что со мной все в порядке.
— Это ведь вы прикрывали Гришу? — послышался потом рядом скромный голос. Обернувшись, увидел худощавого и светловолосого паренька, всего в веснушках. Он выглядел довольно застенчивым, если не сказать перепуганным.
От него веяло неуверенностью: сутулые плечи, тихая речь. Но я уже видел его как-то в доме у Распутиных. Да и перстни с семейными символами плюс герб на плаще говорили сами за себя: он — тоже Распутин. Вот ведь парадокс: в могущественном семействе обнаружился такой необщительный парень. Правда, есть одна немаловажная деталь: уже чувствуется, какая в нем зашкаливающая мощь его Дара. Похоже, в вопросе силы он другим из семьи точно не уступает, если не обходит большинство.
— Точно, я его друг — Добрыня Добрынин, — представился я, протягивая руку.
— А я — Константин, его троюродный брат, — ответил он и пожал мне руку. — Приехал из Омска, как только узнал о происшествии с Гришей. Сделаем все, чтобы поставить его на ноги: у нас это в семье быстро. Я тоже буду участвовать. Ну а вам, конечно же, спасибо, что его прикрыли. Если понадобится моя помощь, обращайтесь без колебаний.
— Да мне главное, чтобы вы Гришу на ноги подняли, — улыбнулся я. — А остальное уже не столь существенно.
Константин кивнул и шустро отправился к Грише — мне там оставалось только путаться под ногами в толчее из одних Распутиных. И тут зажужжал мой телефон: чудеса, он уцелел.
— Алло, кто говорит? — спросил я, видя неизвестный номер.
— Приветствую, граф, это я Дайко, — послышалось в трубке.
— Какой еще Бабайко? — насупил я брови. — С такими шутками я тебе моментом кабину снесу, и позабудешь, зачем вообще набрал мой номер.
— Да нет же, граф: не Бабайко! Я — Дайко!
— Какое еще «Яйко»? Паря, ты нарываешься, что ли? — бесят такие шутники: у меня тут важные события творятся, а он мне названивает непонятно с какими замашками.
— Вы меня, граф, разыгрываете? Ладно, попробую в последний раз объяснить: я тот, кто постоянно щурится, хотя на самом деле не щурюсь ни на йоту, — продолжал таинственный голос. — Узнаете меня? Ну да, я же ваш водитель, Дайко, — раздался на том конце провода голос со сверхзвуковой скоростью речи. И что любопытно — почти без характерного акцента. — Мне пришлось поменять телефон: когда мы всем составом эвакуировались со свалки, я где-то ухитрился потерять свой мобильник. Вы-то остались в госпитале, а я сразу помчался в свою лапшичную.
Черт, опять из головы про него все вылетело. Но это в последние дни не удивительно: я только и думаю теперь о том, выключил ли я дома утюг или нет. Зачем я вообще перед выходом принялся гладить ту чертову футболку!