— Государь, не велите казнить: я знаю, как вы не любите, когда кто-то пытается потревожить вас разговорами с утра пораньше, пока вы не отведаете кофе, но у меня такие новости, что даже не знаю, как сказать, — и судя по выражению его лица, он действительно не знал, как преподнести информацию, в которую ему самому с трудом верилось.
— Говори как есть, но только кратко, и убирайся отсюда, пока я добр, — уселся в кровати Петр Александрович и, подложив себе под спину подушку, зевнул.
— Хорошо, попробую кратко, — у советника часто заморгали глаза, и весь его мозг напрягся от усиленного мыслительного процесса, чтобы скомпоновать все это в несколько слов. — В общем, Распутины не успели помочь Добрынину — это раз. Но ему уже не надо помогать — это два. И тюрьмы для аристократов больше не существует — это три, — в конце он стал вглядываться в лицо государя, чтобы понять, вышло ли у него подать информацию достаточно кратко.
— Ну и новости с утра… — Петр Александрович словно с неожиданным приливом бодрости встал с кровати, и по его лицу проскользнула легкая улыбка.
Имение Распутиных
— Да снимите с меня этот чертов доспех! — прыгая на месте, ворчал один из дядьев Григория.
Все они только вернулись после битвы и мечтали лишь об отдыхе. Сейчас Распутины выглядели совсем не как аристократы. Мимо своего дяди пронесся на полной скорости Григорий с рассеченной раной на щеке, которая уже начала затягиваться благодаря его Дару.
— Гришка, откуда у тебя еще силы бегать? — удивился дядя. — Куда ты так стремглав несешься?
Но тот даже не обратил на него внимания. Упав на колени, он проскользил по гладкому полу на своих наколенниках и подлетел к отцу, который сидел на ступенях лестницы, переговариваясь с другим сыном.
— Отец! — Гриша вцепился в его ногу руками. — Я только что залез в телефон и знаешь что? Добрыню посадили в тюрьму для аристократов. Он за решеткой без оружия, без своих людей. Ты понимаешь, что это может значить? На нем нет никакой вины, за которую его можно было бы посадить. Это какая-то подстава. Я уже написал юристу, но думаю, что там нужен далеко не юрист сейчас.
— Хотят убить его в тюрьме, вот и все, — спокойно произнес глава Рода с понимающим видом. — На этот раз ему не отвертеться.
— Отец, только не говори, что мы снова поедем воевать, — вмешался с кислой миной другой сын, сидевший рядом. — Я больше не могу…
— Да ладно тебе, Степка, — граф задорно улыбнулся. — Может и воевать не придется, все обойдется. Просто съездим, посмотрим, как обстановка. Добрыня все-таки друг твоего брата и нам тоже здорово помогает с нашими делами. А своих не бросают! Разве не слышал про это?
— Только хватит разговоров! Умоляю вас! — Григорий сцепил руки. — Поехали быстрее: у меня какое-то хреновое предчувствие.
— Когда до моих лет дорастешь, станешь спокойнее относиться ко всему, — вздохнул отец и поднялся с места. Он объявил своим родичам, что, кажется, намечается еще одно дело.
Такой новости мало кто обрадовался, и их можно было понять. Но все знали, что интересы Добрынина совпадают с их интересами, а значит надо помочь. Во всяком случае, как сказал глава Рода, так они и делали. В этой семье отец Григория действительно был для всех авторитетом, даже для него самого.
Все расселись по машинам и, пока ехали к месту, успели перекусить и вздремнуть, чтобы хоть как-то восстановить силы после сражений. Всех в первой машине разбудил голос водителя:
— Господа, приехали!
Распутины медленно раскрывали слипшиеся веки, но Григорий, будучи на нервах, не спал. Он молча смотрел в окно. Казалось, он впал в ступор и не реагировал ни на что.
Но его отец, проснувшись, посмотрел в окно, потом на водителя, а затем снова в окно.
— Ты чего нас так рано разбудил? — спросил он у водителя. — Я же просил привезти нас к тюрьме для аристократов.
— Но, мой господин, это и есть тюрьма, точнее, то место, где она должна быть. Я хорошо знаю город, и вам это известно. Да вы даже если не верите, посмотрите на карту в телефоне, — затараторил в свою защиту водила.
Граф Распутин немного поморщился, поглядел по сторонам и понял, что место действительно то: та же улица и те же здания напротив. Вот только вместо тюрьмы — руины, как после бомбежки.
Присвистнув, Распутин-старший выругался вслух, а потом обратился к сыну:
— Гришка, ты что-нибудь понимаешь? Или это у меня в глазах мерещится?
Гришка сидел неподвижно, уставившись широко раскрытыми глазами на руины. Он практически не моргал, полностью погруженный в свои мысли. Отец попытался привлечь его внимание, помахав рукой перед лицом, но Гришка никак не отреагировал.