Того сказал, что последняя партия — тяжелая миссия, выпавшая на долю Отакэ. Если он ее бросит, то навлечет на себя упреки со всех сторон.
Сюсай сам ничего не предпринимал, он только ожидал результатов переговоров, которые организаторы вели с Отакэ. Подробности переговоров никто1 мастеру не сообщал, поэтому он не знал, что дело зашло так далеко и что его противник собирается прервать партию. Его лишь раздражала пустая трата времени. Чтобы отвлечься, мастер поехал в гостиницу в Кавана, пригласил и меня. На следующий день я пригласил туда Отакэ.
Заявив, что бросает играть, Отакэ домой все-таки не уезжал и оставался в гостинице. Я чувствовал, что он хочет как-то успокоиться и готов уступить. Тем не менее договориться о доигрывании на третий день и окончании игрового дня в 4 часа удалось лишь
23 ноября. Соглашение было достигнуто на пятый день после игрового дня, который приходился на 18 ноября.
В Хаконэ, когда договорились о сокращении отдыха до трех дней вместо четырех, Отакэ сказал: «За три дня я отдохнуть не успеваю. К тому же два с половиной часа игры в день — это слишком мало. Я не успеваю войти в ритм».
На этот раз отдых был сокращен до двух дней.
34
Едва успели достичь компромисса, как снова наткнулись на подводные камни.
Узнав, что соглашение достигнуто, Сюсай сказал организаторам:
— Не будем тянуть время. Начнем с завтрашнего дня.
На что Отакэ заявил, что хочет отдохнуть и предпочитает возобновить игру послезавтра.
Мастер все это время пребывал в ожидании, что чрезвычайно его удручало и раздражало. Поэтому, когда было объявлено о возобновлении игры, он воспрял духом и захотел играть немедленно. За его желанием не скрывалось никакой задней мысли. Но Отакэ был дальновиден и осторожен. Из-за треволнений предыдущих дней он очень устал, а потому хотел собраться с духом и восстановить форму перед началом игры. В этом снова проявилось различие характеров обоих игроков. К тому же из-за напряженной обстановки последних дней у Отакэ разболелся желудок. И в довершение картины — ребенок, которого привезла его жена, простудился в гостинице, и у него поднялась температура. Отакэ, обожавший своих детей, впал в панику. Все это мешало начать доигрывание завтра.
Организаторы матча, заставившие Сюсая прождать столько времени напрасно, и на этот раз оказались не на высоте. Мастеру, которого все это касалось в первую очередь, даже не сообщили, что Отакэ по личным причинам требует отсрочки еще на один день. Назначенная мастером дата доигрывания в их глазах обсуждению не подлежала. Если какие-то пожелания мастера и Отакэ не совпадали, организаторы принимались переубеждать Отакэ. В конце концов тот рассердился. Если вспомнить, в каком нервном напряжении он находился в последнее время, можно было предположить, что переговоры окажутся безрезультатными. Так и вышло — Отакэ заявил, что продолжать игру отказывается.
Секретарь Ассоциации Явата и корреспондент «Нити-нити симбун» Гои молча сидели в номере на втором этаже. Вид у них был крайне удрученный. Дела плохи, им явно хотелось все бросить. Ни тот, ни другой особым красноречием не отличались — люди они были немногословные. После ужина, когда я сидел у них, в номер вошла горничная — она искала меня.
— Отакэ-сан разыскивает господина Ураками и ждет его у себя.
— Меня?
Это было полной неожиданностью. Оба мои собеседника молча посмотрели на меня. Я пошел вслед за горничной, и она привела меня в большую комнату, где в одиночестве сидел Отакэ. Несмотря на раскаленную жаровню-хибати в комнате было холодно.
— Извините, что побеспокоил вас, — заговорил Отакэ. — Сэнсэй так долго и так много помогает нам в делах, но я окончательно решил отказаться от доигрывания. В подобной обстановке я не могу играть.
— Как?!
— Поэтому я и хотел повидать вас и попрощаться… Я был всего-навсего журналистом; мое положение не обязывало никого официально со мной прощаться. Если уж Отакэ решил так поступить, это было знаком его особого расположения ко мне. Но в этом случае менялось и мое положение — отделаться ничего не значащими фразами я уже не мог.
И в Хаконэ, когда начались осложнения, я был сторонним наблюдателем, эти дела мало меня касались, я ни во что не вмешивался. Сейчас Отакэ не спрашивал у меня совета, а лишь известил о своем намерении. Но, оказавшись с ним лицом к лицу и слушая его, я впервые подумал, а не попробовать ли мне высказать свое мнение и выступить посредником?