Мы двинулись ускоренным маршем, и километров через пять я нашел подходящее место. В небольшой, сравнительно светлой роще – два почти сросшихся ствола с общей, довольно густой кроной. Пройдя в первый раз метрах в пятидесяти от этого дерева, мы шли еще километра три, а потом вернулись обратно. Мы с Лакомкой взобрались наверх и укрылись в листве. Мишка притаился в папоротниках позади сросшихся стволов.
Зеленоголовые нашли наш след. Прошло часа полтора – и мы их увидели. Они бежали цепочкой, причем первый – на четырех лапах, уткнувшись мордой в землю: вынюхивал. Двадцать шесть голов.
Мы дали им миновать нас, а затем я всадил стрелу в шею последнего. Да так удачно, что он сразу свалился. Остальные тотчас остановились и сгрудились вокруг подбитого. Они видели стрелу, но не понимали, откуда она взялась. Эти зеленоголовые вели себя почти по-человечески. Я больше не стрелял. И даже забыл, что на нас охотятся. Мне стало по-настоящему интересно. Раненый попытался вытащить стрелу лапой, но только обломал древко. Тогда один из его сородичей наклонился, ухватил зубами черенок и, упершись задней лапой в плечо подбитого, вырвал стрелу. Из раны фонтаном брызнула кровь… И тут другой зеленоголовый, самый крупный, отпихнув сородича, присосался к ране. Подбитый не сопротивлялся, лежал, не шевелясь. Прочие застыли кружком, наблюдая. Я аккуратно прицелился и всадил стрелу точно в основание черепа зеленоголового «вампира». Выбрал я это место интуитивно – и не ошибся. Зеленоголовый опрокинулся на бок и больше не встал. Остальные сообразили, что дело нечисто, и завертели головами. Я выстрелил еще раз, не так удачно: стрела только оцарапала хищника. Но меня обнаружили. По щелчку тетивы. Острые оскаленные морды повернулись ко мне… И я свалил третьего: вогнал ему стрелу в горло, под самую челюсть.
Тут зеленоголовые снова меня удивили: двое бросились к дереву, на котором я сидел, а остальные почему-то не сдвинулись с места. Я спокойно наложил новую стрелу, уверенный в собственной недосягаемости: моя ветка была почти в пяти метрах от земли.
Оба прыгнули почти одновременно: они еще не оторвались от земли, а я уже понял, что пять метров – совсем не так высоко, как мне казалось. Я поспешно выстрелил, бросил лук, правой рукой перехватил копье, левой вцепился в верхнюю ветку, уже понимая, что сейчас мне придется туго…
Моя стрела попала ящеру в глаз. Она не остановила бы зеленоголового, но сверху на него прыгнула Лакомка. Оба они грохнулись на землю, но Лакомка оказалась сверху и успела выдрать зеленоголовому второй глаз. Второго рептилоида, уже в полете, успел перехватить Мишка: зацепил, швырнул на землю и ударом лапы проломил ящеру череп. Я тоже сиганул вниз: тело пронзила боль (пять метров все-таки), но я даже устоял на ногах – и приготовился к бою…
Боя не было. Два десятка зеленоголовых вполне могли бы задать нам жару… Но они дружно развернулись и бросились наутек.
Это была нежданная, но полная победа. Нам здорово повезло: кроме моих отбитых пяток – никаких травм. А в активе – пять поверженных хищников, каждый из которых – размером побольше меня. Нет, не пять, четыре. Ослепленный ящер внезапно вскочил и тоже устремился прочь. На четырех лапах, прямо по следу своих сородичей. Гнаться за ним мы, конечно, не стали. Мишка методично добил тех, в ком еще теплилась жизнь, и спокойно принялся за еду. Лакомка и Марфа тут же присоединились к нему, а я медлил. Мое предположение насчет качественных мозгов, содержавшихся в круглых зеленых головах, оказалось верным. Так что некоторое время я колебался: не употребить бы в пищу разумное существо…
Но потом решил – ну и хрен с ним! Можно не сомневаться, что меня это существо кушало бы, не особо терзаясь муками совести.
На этот раз нам никто не мешал: крылатым «осведомителям» было невдомек, что творится под сенью крон.
После ужина, прибегнув к помощи Лакомки, я произвел «вскрытие» одного из зеленоголовых. Результаты были довольно любопытными. Помимо вполне развитого мозга у наших противников обнаружилось (как я и ожидал) четырехкамерное сердце, приличествующее исключительно теплокровным существам.
Я дал себе зарок: при благополучном исходе моей миссии или (если я все-таки угодил не на ту Землю) после того, как восстановятся мои способности, непременно вернуться и разобраться, что это за зверушки. Неприятностей я не опасался. Когда я «войду в форму», они не будут представлять для меня опасности. Нет, чтобы вот так, походя, найти негуманоидную разумную расу… Только ради этого планету стоило колонизировать. То, что зеленоголовые «братья по разуму» склонны пить кровь сородичей… Ну так что ж – и наши собственные предки были не прочь перекусить себе подобными. Обычное дело на низких стадиях развития. Зато каким эти зеленоголовые обладают проворством! Пожалуй, они даже мне, Мастеру, не уступят.
Глава девятая
Внутренние проблемы сексуального характера
Спустя несколько дней после схватки с зеленоголовыми, в нашей дружной команде образовалась очень серьезная проблема. Причем не снаружи, а внутри. У Лакомки началась течка.
Будь мы в цивилизованном обществе, одной инъекции было бы достаточно, чтобы прекратить безобразие. Но до цивилизованного общества было, по самым оптимистичным прикидкам, с десяток парсеков.
Кому-то ситуация может показаться забавной…
Но только тому, кто никогда не подвергался сексуальным домогательствам четвертьтонной наполовину сбрендившей хищной кошки.
Не то чтобы те, кто разрабатывал программу «смешанных» команд, не учли подобную ситуацию. Они ее как раз учли. И приняли меры к тому, чтобы мой славный гризли мог оказать дружескую помощь кошечке в трудный период. Мишка мог. Вполне. И даже был не прочь. Проблема состояла в том, что, во-первых, в нашем прайде я был главным самцом, а во-вторых… Гормоны гормонами, но личная привязанность моей черной киски играла ничуть не меньшую роль. Те, кто «развивал» ее ум и чувственность, чтобы добиться максимального «человекоподобия»… Словом, они своего добились. Сотворили из животного-самки существо с почти человеческой психикой. Я и сам принял в этом участие, когда воспитывал и обучал обаятельного детеныша. Теперь дитя превратилось во взрослую… Почти в женщину. И эта «женщина» выбрала меня.
Как говаривал один мой приятель с Земли-Исходной: «Любовь зла. И козлы этим пользуются».
В данном случае я совершенно не был настроен «пользоваться».
Но если я отчетливо понимал, что Лакомка – существо другого вида, то для самой Лакомки я был «своим».
В общем, как только этот кошмар начался, всем нам сразу стало не до ящеров. Большие и маленькие пресмыкающиеся стали восприниматься как нечто неприятное, но незначительное. Если бы зеленоголовые решили поохотиться на нас неделей позже, вполне вероятно, что их охота оказалась бы удачнее.
Лакомка полностью отдалась во власть инстинктов. Она перестала есть, она не могла (и не хотела) охотиться или даже просто охранять нас по ночам. Всё, что она могла (и хотела), – это постоянно отираться около меня, всячески побуждая к определенным действиям. Она почти так же разумна, как человек. Но она – кошка. И ее инстинкты посильнее человеческих. Вдобавок от страсти ее эмпатические свойства значительно усилились – и ее желание стало напрямую передаваться мне. Вот когда я порадовался, что мой Дар восстанавливается значительно медленнее, чем обычно. Нет, разумеется, никакого желания удовлетворить потребности Лакомки я не испытывал. Я человек. Кошка, даже такая замечательная, как моя пантера, не является для меня объектом влечения. Но эмоциональный напор действовал на мой собственный гормональный фон, который после Исхода и так был, мягко говоря, повышен. Само собой, меня учили (и научили) управлять желаниями. И всё же обуздывание инстинктов – малоприятное занятие.
Единственное, в чем мне действительно повезло: у кошек свои правила сексуальной игры, подразумевающие исключительное доминирование самца. Не будь этого, будь Лакомка не кошкой, а особой женского пола с человеческими приоритетами, – я был бы попросту изнасилован, поскольку ни за что не смог бы противостоять натиску «подруги», которая в два с половиной раза крупнее меня и в шесть раз сильнее.