Вещей мы особо с собой не брали, моя бездонная сумка имитировала запас белья и гигиенических принадлежностей, у Алисы был с собой примерно такой же набор, но уже настоящий. Офицер на московской таможне покопался в моем смартфоне и очень удивился, не найдя практически ничего. Я заверил его, что действительно в жизни не заводил соцсетей, что бы это ни значило, и да, такое бывает. У Алисы телефон оказался таким же девственно чистым, она пожаловалась, что я, деспот такой, ей все запрещаю.
Отсутствие багажа его тоже удивило. Я заверил офицера, что планирую все нужное приобрести в Москве, и так поступаю всегда, прибывая в цивилизованную страну. В итоге нас все-таки пропустили.
Из аэропорта, принадлежавшего какому-то графу, в город вела железнодорожная ветка, так что, пройдя наконец таможню, мы сели в комфортабельный вагон, и через сорок минут вышли в центре Москвы. Желанный Мариотт горел вывеской через дорогу от улицы, на которой мы оказались, перейдя площадь перед вокзалом. Мы заселились, Алиса явно не озаботилась экономией наших денег. Мы пообедали в местном ресторане, а потом я поставил ей задачи по учебе, наказав по возможности номер не покидать, выходить только в ресторан и спортзал, который здесь также имелся. Оставил ей денег, рублей у меня почти не было, я поменял пятьдесят долларов в аэропорту, чтобы выпить кофе и купить билеты на поезд. Портье подсказал, что в банк ведет буквально соседняя дверь. Там я и наменял три тысячи, большую их часть вручив девочке. Я сказал, что меня не будет дня три, я очень надеюсь, что она будет сидеть как мышка и не влипнет в неприятности, поскольку связаться со мной в это время будет невозможно.
— А как же Рождество? — спросила Алиса. — Ты не хочешь отметить его со мной?
— Мне кто-то уже объяснил, что в России его празднуют в другие даты, после Нового Года, который тут любят куда больше. Его мы, конечно, встретим вместе.
Я выучил наизусть адрес на обороте письма. Специальная программа на моем «пустом» смартфоне озвучила его так, что я мог произнести его таксисту почти без акцента. Но я не собирался вот так напрямую ехать туда из отеля, а поиграл в конспирацию. Купил в киоске в лобби путеводитель, выбрал несколько интересных достопримечательностей, а потом отобрал три из них так, чтобы они кривым маршрутом, но вели меня на юго-запад, попросил портье вызвать такси. Он рассказал, что в Москве почти невозможно остановить машину, подняв руку, но помог мне поставить на смартфон программу диспетчера. За это парень получил двадцатку чаевых.
Я объехал все три точки, на каждой из них незаметно меняя облик. В идеале было бы превратиться в местного, но без языка смысла притворяться москвичом не было. Так что я оставался американцем, а в последнее превращение стал итальянцем. В качестве модели я выбрал одного из боевиков Морроне, выглядевшего на мой вкус почти интеллигентно. Естественно, я не менял тело, что было бы слишком хлопотно, а накладывал иллюзию.
Наконец, я прибыл на Большую Калужскую улицу*, где и жил прежний и забытый я. Выйдя за пару кварталов, я прогулялся, благо погода радовала морозом и солнцем. Моя последняя «итальянская» иллюзия включала в себя куртку с капюшоном, так что я не вызывал шокирующий интерес, щеголяя в пальто и без шапки. Когда я вышел из Мариотта в таком виде, на меня косились прохожие как на глупого иностранца, который не сможет выжить в суровой Московии.
* В этом мире не случилось Великого Октября, так что ни Ленина, ни Ленинского проспекта на карте не найти, и тем не менее это он под старым именем.
Карта привела меня к большому дому из красивого красного кирпича, замкнутому в квадрат. Шел ремонт, так что отчаянно воняло краской, в арках мешали проходу строительные леса, а асфальтовые дорожки перепачкала просыпавшаяся штукатурка. Но я понимал, что в «мирное» время дом мог считаться почти элитным, особенно на фоне других зданий на Большой Калужской, тоже приличных, но выглядящих скучновато.
Лифт оказался староват, особенно по сравнению с роскошным агрегатом в доме Моники, но на шестой этаж он меня поднял. Тут я уже вовсю рисковал встретиться с любопытными соседями, так что в квартиру я вошел, не взламывая замок, просочился через Тень. Обстановка здесь казалась вполне симпатичной, не такой богатой, как у той же Моники, но куда изысканнее, чем у Питера Вандерера. Хотя нас роднило, что оба мы были теми еще неряхами. Потом я наведу порядок и чистоту, для чего существуют вполне эффективные заклинания, но сейчас я должен впитать то ощущение, с которым девятьсот пятьдесят биологических лет назад и всего пару недель по местному календарю я покинул эти стены.
Я бродил по своему жилищу, пытаясь пробудить воспоминания. Что-то даже всплывало, но, увы, не слишком охотно. Я скинул все иллюзии, превратившись в себя «базового», максимально близкого к прежнему мне. В таком виде я подошел к зеркальной дверце шкафа, глядя на себя. Так начинался ритуал «Вспомнить все», безумно сложное многоступенчатое заклинание, сочетающее в себе элементы всех четырех стихий и немного магии судьбы, которая в чистом виде была мне на уровне третьей печати недоступна, но мне нужны были крохи, поддержанные парой артефактов-хранилищ энергии. Я должен был справиться и справился. В темном стекле зеркала проступил я прежний. Почти такой же, каким я стал, но гораздо более бесформенный и грустный, потерянный.
Я покинул на время тело, застывшее в позе задумчивой обезьяны или, по-местному, лотоса. Создал в астрале точную копию квартиры, облетел ее всю, впитывая пробуждающиеся образы. Заклинание осталось работать на физическом слое, моя сущность, как ни странно, не была ему нужна. Оно считывало по крупицам копившиеся годами ментальные следы меня любимого, и формировало информационный фантом, который я потом разом впитаю.
Я бы остался в астральной копии квартиры, но неожиданно уловил зов. Смутно знакомый голос молил о помощи. Все на самом нет так, скорее тут нужно оперировать смыслами магического взора, который не взор, а некое самостоятельное чувство. Я почувствовал знакомый отпечаток ауры и общее ощущение брезгливости и страха, которые его сопровождали. Я перенесся по этому следу, как неделей раньше за Алисой в зал суда. Личину я принял человека-носорога, такая уж за эти дни сложилась традиция.
Вместо «девы в беде» я обнаружил генерала Боброва. Помещение, весьма просторное, копировало римские термы, о которых я узнал из от профессора Милены Конти. Я появился как черт из табакерки рядом с генералом, которого сковывали хорошо знакомые мне и абсолютно неуместные в бане лианы.
На другом конце зала возлежал на мраморе мой уже почти друг — тот самый друид, что сбежал от меня в самый интересный момент нашей римской беседы. Сейчас он выглядел по-новому, закутанный в махровую простыню, которую при желании можно было назвать тогой. А можно и полотенцем. Зависит от настроения говорящего, а у меня оно было не самым радужным.
В терме присутствовали и другие персонажи в простынях, но их магический потенциал уступал даже толстяку, приспешнику мистера Гремистера, так что их я в расчет не брал. А вот черная тень, летавшая вокруг головы генерала, привлекла мое внимание. Именно так и выглядит «бездомный» паразит в тот момент, когда собирается захватить очередную жертву.