— Нет, — покачал головой Оберин. — Это лишь распалит их ярость. Но гневливый враг совершает роковые ошибки. А промахи противника становятся нашими возможностями.
Действительно, к полудню стало ясно: железнорождённые готовят ответный удар. Их корабли выползали из гавани, словно морские чудовища, разворачиваясь для обстрела дорнийских позиций. А сухопутные силы выстраивались для штурма холмов.
— Пусть лезут в горы, — усмехнулся Оберин. — Там мы дерёмся лучше горных козлов.
Следующие дни превратились в кровавую череду стычек среди скал и ущелий. Железнорождённые, привыкшие к просторам морей и стремительным налётам, мучительно приспосабливались к горной войне. Каждая тропа оборачивалась смертельной западнёй, каждый перевал — кровавым полем битвы.
Оберин применял тактику, постигнутую в молодости среди наёмников Эссоса. Ложные отступления, внезапные засады, ночные атаки, отравленные стрелы — весь арсенал войны в тени, способный деморализовать врага и выпустить из него кровь по капле.
Неделя спустя судьба преподнесла подарок. Гонец из Солнечного Копья привёз письмо от князя Дорана — послание, которое перевернуло весь ход войны:
«Брат, получены потрясающие вести из-за моря. Дейенерис Таргариен собирает флот в Мире. Мать драконов обещает явиться через месяц с десятью тысячами Безупречных и тремя крылатыми исчадиями ада. Если сумеешь продержаться до её прибытия, у нас будет шанс не только смести железнорождённых в море, но и начать священную войну за железный трон. Стой насмерть. Доран».
Оберин перечитал послание дважды, словно не веря собственным глазам, затем передал его Сарелле.
— Драконы, — выдохнула девушка. — Истинные драконы возвращаются в Вестерос.
— Да. И это переворачивает всё с ног на голову. — Оберин свернул пергамент. — Теперь наша задача не просто уцелеть, а выстоять месяц. Сберечь силы для решающей схватки.
— А железнорождённые?
— Пусть тешатся иллюзией победы. Пусть зарываются глубже в Дорн, растягивают снабжение, истекают кровью. — Оберин улыбнулся улыбкой хищника. — Когда явятся драконы, эти морские крысы превратятся в пепел быстрее, чем успеют взмолиться своему Утонувшему Богу.
Война продолжалась, но теперь обрела совершенно иной смысл. Оберин больше не просто отстаивал родную землю от захватчиков. Он ковал плацдарм для возвращения законной династии.
Мизинец в Королевской Гавани полагал, что дёргает за ниточки марионеток, стравливая дорнийцев и железнорождённых в кровавом спектакле.
Глава 5
Как говорил один мудрец, революции происходят не на баррикадах, а в бухгалтерских книгах. Мезенцев понимал эту истину лучше, чем кто-либо другой в Семи Королевствах. Сидя в своих покоях за массивным столом из железного дерева, он методично чертил планы будущего — не на пергаменте, а в самой реальности.
Первым делом он взялся за то, что знал лучше всего — за деньги. Но если в прошлой жизни Мезенцев лишь перераспределял уже существующие богатства, то теперь перед ним стояла задача куда более амбициозная: создать само богатство с нуля. Ведь что толку от власти над нищими? Куда интереснее повелевать процветающими подданными.
«Богатство народа» — именно так называлась одна книжка, которую он когда-то штудировал в прошлой жизни. Адам Смит, конечно, не предполагал, что его идеи будут применены в мире драконов и семиконечных звезд, но принципы разделения труда работают везде одинаково. Мезенцев усмехнулся, представив, как шотландский экономист крутился бы в гробу, узнав о подобном применении своих теорий.
Начал он с малого — с мануфактур. Используя свои связи и, разумеется, «убедительные» аргументы в виде звонкого золота, Петир скупил несколько обветшалых складов в Блошином Конце. Местные бродяги и нищие, которые и так составляли основу его информационной сети, получили новую работу. Вместо того чтобы просто собирать слухи, они теперь собирали... ткань.
Первая мануфактура по производству простых тканей была устроена по всем канонам мануфактурного производства. Один работник чесал шерсть, другой прял, третий ткал, четвертый красил. Никто не видел полной картины, но каждый делал свою работу быстрее и лучше, чем если бы пытался освоить весь процесс целиком. Производительность выросла в разы, а себестоимость упала так, что даже дешевые ткани из Пентоса не могли конкурировать с продукцией «Мастерских Мизинца».