Выбрать главу


— Смерть, — объявила Серсея без колебаний. — За измену полагается смерть.


Варис кивнул, словно ожидал именно такого приговора.


— Могу ли я попросить об одной милости, Ваша Светлость? — обратился он к королеве. — Позвольте мне умереть от меча, а не от топора палача. Я могу быть изменником, но я все же лорд.


Серсея взглянула на Мизинца, ища его совета.


— Удовлетворить просьбу осужденного, — решил Петир. — Даже изменники имеют право на достойную смерть.


Казнь состоялась на следующий день на площади перед Великой септой Бейлора. Тысячи горожан собрались посмотреть на последние минуты человека, который десятилетиями был одной из самых влиятельных фигур королевства.


Варис взошел на эшафот с тем же спокойствием, с которым ходил по коридорам Красного замка. Он отказался от повязки на глаза и последнего слова. Просто опустился на колени и склонил голову.


Меч палача опустился одним точным ударом. Голова мастера над шептунами покатилась по помосту, а тело рухнуло в лужу крови.


— Так кончают изменники, — громко объявил глашатай. — Таков закон королевства!


Толпа зашумела — кто-то одобрительно, кто-то с сочувствием к казненному. Но главное было достигнуто: все увидели, что даже самые могущественные интриганы не застрахованы от возмездия.


Сидя вечером в своих покоях, Мезенцев размышлял о прошедшем дне. Варис был достойным противником — умным, осторожным, хорошо информированным. Его устранение освобождало дорогу для окончательной консолидации власти.


— Больше никого, кто мог бы составить мне конкуренцию в области интриг, — думал он. — Остались только военные командиры да амбициозные лорды. С ними справиться проще.


Казнь Вариса стала символическим концом старой эпохи. Эпохи, когда власть принадлежала тем, кто умел плести интриги и манипулировать из тени. Наступало время открытой силы, технологического превосходства и экономического доминирования.


Время Мизинца.

Глава 9

Дисциплина дороже золота, а профессионализм драгоценнее алмазов. Мезенцев усвоил эту истину, наблюдая за развалом некогда грозной армии Дейенерис. Хаос, воцарившийся после убийства кхалиси, превратил Залив Работорговцев в котёл, где варились остатки различных военных формирований, не знавших, кому теперь служить.


Сидя в своём кабинете за картой Эссоса, усеянной цветными булавками, обозначавшими расположение различных военных группировок, Петир методично планировал новую операцию. Красные булавки — остатки дотракийских орд, разбившихся на мелкие банды и грабивших торговые караваны. Синие — безупречные, сохранившие дисциплину, но лишённые командования. Зелёные — наёмные роты, продававшие услуги любому, кто больше заплатит.


— Хаос — это лестница, — пробормотал он, цитируя слова, которые когда-то сам произнёс в этих стенах. — Но только для тех, кто умеет по ней подниматься.


Первоочередной задачей была вербовка безупречных. Эти воины, выращенные в Астапоре по древним традициям, представляли собой идеальный боевой материал — дисциплинированный, обученный, не знающий страха. После смерти Дейенерис большинство из них оказались без командования, блуждая по Эссосу в поисках нового господина.


— Агент «Золотая чешуя», — диктовал Мезенцев своему шифровальщику, — увеличить предложение для командиров безупречных. Жалованье — по два золотых дракона в месяц каждому воину, по десять — каждому сотнику. Плюс единовременная выплата за переход на службу короны Вестероса.


Операция проводилась через торговые дома, контролируемые Мизинцем. Формально безупречных нанимали частные компании для охраны торговых караванов и складов. На деле они проходили переподготовку в специальных лагерях, где их обучали новой тактике и приводили к присяге королю Вестероса.


— Серый Червь мёртв, — объяснял вербовщикам один из подкупленных офицеров, — но дисциплина безупречных должна жить. Вы воины, а воину нужен командир. Мизинец предлагает вам службу, достойную ваших навыков.


Предложение было щедрым по меркам того времени. Помимо высокого жалованья, безупречные получали современное снаряжение, медицинское обслуживание и даже возможность завести семьи — то, что было немыслимо в их прежней жизни.