— Какую выгоду получит сам Дорн? — спросил Доран.
— Рабочие места, милорд, — улыбнулся Тимон. — Тысячи рабочих мест. Ваши подданные перестанут бедствовать и станут частью великого королевского проекта.
Первая мануфактура заработала уже через два месяца. Сотни дорнийцев потянулись к Адской Горе в поисках работы. Жалованье было невысоким, но стабильным — куда лучше нищенского существования в пустынных деревнях.
Хуан Сантагар, старший брат солдата Серхио, стал одним из первых рабочих медеплавильни. Работа была тяжёлой — двенадцать часов у раскалённых печей, но платили исправно, а в заводской лавке можно было купить товары по льготным ценам.
— Раньше я пас коз в горах, — рассказывал он жене. — А теперь делаю металл для королевских пушек. Чувствую себя частью чего-то важного.
Королевские инженеры не ограничились медью. У Лимонной рощи заработала мануфактура по производству корабельных канатов — дорнийская пенька славилась прочностью. У Соленого берега построили химический завод, где из местной селитры и серы изготавливали порох.
Каждое предприятие создавало сеть зависимости. Рабочие получали жалованье золотом короны, покупали товары в королевских лавках, жили в домах, построенных королевскими архитекторами. Их дети учились в школах, где преподавали верность королю.
— Смотрите, как быстро всё меняется, — говорил лорд Андерс Ибенвуд своему соседу, лорду Трейману Галу. — Мои крестьяне больше не приходят ко мне за судом. Они идут к королевским чиновникам.
— И правильно делают, — горько усмехнулся Гал. — Королевские суды решают дела быстрее и справедливее. У них есть писаные законы, а не древние традиции.
Мизинец понимал психологию людей. Новые предприятия строились не просто как фабрики, а как целые промышленные города. Вокруг каждой мануфактуры вырастали жилые кварталы, школы, больницы, храмы. Рабочие получали не только заработок, но и лучшие условия жизни.
В Планкитауне, восстановленном после разгрома железнорождёнными, появилась крупнейшая в Дорне судостроительная верфь. Дорнийские корабелы, веками строившие лёгкие галеи для прибрежного плавания, осваивали технологии постройки больших галеонов.
Мастер Марон Мартелл, дальний родственник правящей династии, стал главным корабелом верфи. Его жалованье в десять раз превышало доходы некоторых мелких лордов.
— Эти корабли пойдут в Браавос, Пентос, Волантис, — объяснял он своим подчинённым. — Мы строим флот, который прославит Дорн во всём известном мире.
Рабочие верфи гордились своим делом. Они не просто колотили молотками по дереву — они создавали будущее. Каждый корабль, сошедший со стапелей, нёс дорнийские товары в дальние страны.
Принц Доран с горечью наблюдал, как его подданные всё больше привязывались к новой системе. Королевские предприятия давали им то, чего не могли дать феодальные лорды — стабильность, перспективы, ощущение сопричастности к великому делу.
— Отец, — сказала ему Арианна после очередного объезда княжества, — наши люди больше не считают себя дорнийцами. Они стали подданными короны.
— Я знаю, — тихо ответил Доран. — Мизинец не завоевал Дорн. Он его купил.
Самым болезненным ударом стало создание Дорнийской торговой компании. Формально это было частное предприятие, но его акции принадлежали короне. Компания получила монополию на торговлю специями, шёлком и экзотическими товарами.
Старые торговые дома, веками контролировавшие дорнийскую торговлю, один за другим разорялись или продавались королевской компании. Их владельцы становились наёмными управляющими в собственных когда-то конторах.
— Мы предлагаем справедливую цену, — уверял представитель компании разорившегося купца Нимерию Санд. — Плюс гарантированную должность управляющего с хорошим окладом.
Нимерия понимала, что выбора нет. Отказ означал полное разорение, а согласие — хотя бы сохранение источника дохода.
— Хорошо, — сказала она. — Но я хочу, чтобы моё имя осталось на вывеске.