— Я услышал тебя, дорогой друг. Загодя готов помочь всем, чем смогу. Пока что не знаю, сколько получится тебе выдать единиц артиллерии и снарядов. Но мне в радость будет пожертвовать всё, что получится. В особенности, если это послужит общему делу Империи.
— Батюшка…
От девичьего голоса, раздавшегося в зале абсолютно неожиданно и без каких бы то ни было предвестников, Морозов чуть было не дёрнулся. Он пребывал в святой уверенности, что, кроме них троих, никого нет ни в помещении, ни рядом! Но молодой, звонкий голос, обратившийся к Святогору Тихомировичу, указал, что светлейший князь не совсем прав.
— Дедушка Берислав сподобился нас почтить визитом. Испрошает о нашей готовности.
— Мы готовы, Злата, — кивнул младшей дочери отец. — Ожидаем лишь нашего великого предка. И ты оставайся с нами, если готова.
— Я готова, батюшка.
Сердце Властислава Ивановича в положительном смысле застучало с утроенной силой, когда мужчина обернулся на вошедшую.
Вне всякого сомнения, и оному подлежать не могло, в зал вошла собственной персоной Злата Святогоровна Бериславская, младшая дочь четы хозяев имения, и младшая же сестра действительного тайного советника первого класса Алины Бериславской, появившаяся на пороге зала в сопровождении также бесшумно подобравшейся Марины, старшей помощницы семьи.
Пусть Морозов никогда не встречался с ней лично, но по каналам разведки гвардии рода, поставлявшей сведения абсолютно обо всех соседях в смежных губерниях, знал, что ни других детей, ни служанок с именем Злата в этой семье не было.
С момента, когда «Мастер» убыл по задачам Великого Императора Всероссийского Александровского, Злата невероятно похорошела. Ушла пугающая до смерти осунувшаяся внешность измученной бессонницей девушки. И без того красивое молодое личико округлилось и чуть подрумянилось даже безо всяких румян. Распрямилась осанка, плечи. Стала намного спокойнее походка и выровнялось поведение. Если раньше девушка изливалась безостановочным потоком мало связанных между собой и зачастую бессмысленных изречений, то сегодня, на радость очевидцам, речь до безумия бойкой Златы стала относительно размеренной и внятной. Младшая наследница вновь оказалась способной к двухстороннему диалогу, слушая и слыша собеседников. Также она перестала пулей носиться повсюду, найдя в себе силы усмирить себя: стоять на месте для Златы всё также непросто внутренне, но вполне по плечу внешне. Даже пламя безумия во взоре исчезло без следа, будто бы и не было никакого блаженства или помешательства. Теперь оно уступило место жизнерадостному огоньку и живому блеску в глазах.
Она предстала пред родителями и гостем, облачённая в классический алый сарафан поверх кипенно-белой нижней рубахи. Сарафан буквально чуть не доставал до голенищ высоких сапожек, которые красавица обула впервые за многие годы без боязни сбить себе ноги в кровь. Ввиду малого возраста и ещё не постигшего её замужества, вместо коруны на лбу девушки красовалось искусно вышитое очелье, бережно охватывающее светлую головку. На плече лежала филигранно вычесанная и ухоженная, волосинка к волосинке, плотно стянутая коса золотистого цвета. Очевидно, что, в своё время, цвет волос девушки и дал повод назвать её Златой.
Если бы светлейший князь Морозов не знал достоверно о в высшей степени плачевном недуге, поразившем младшую наследницу Бериславских, то сегодня он и не заподозрил бы, что предстоящая пред ним отроковица ещё несколько недель назад бередила весь дом в безудержных приступах безумия.
Властислав Иванович резко обернулся на чету Бериславских. Святогор оставался внешне невозмутим, но даже в его взоре проскочила искра гордости за младшую дочь, невероятно стремительными темпами шедшую на поправку благодаря снадобьям внезапно приобретённого друга. Яна же Истиславовна даже и не думал скрывать торжествующую улыбку, буквально говорящую оппоненту в глаза: «Ну, я же тебе говорила! А ты не верил!».
Властислав Иванович обернулся на чету Бериславских, раздираемый непередаваемость радостью за них. Будучи сам отцом двух дочерей, он не смог себе даже вообразить, чего стоило супругам пережить тот кошмар.
— Я… не могу передать словами, как я рад за вашу семью! — дипломатично нашёлся светлейший князь, не упоминая ничего конкретного, но говоря всем вполне очевидные вещи.