Великий Император Всероссийский закивал.
— Ага, ага… единственный сын, кровный, но зачатый вне брака, коему покровительствовал прелюбодействующий родитель… который, в свою очередь, самолично вызвал на дуэль простолюдина, при том прилюдно понося девичью честь светлейшей княжны… не тот ли самый сын, Пелагий Любомирович? Ты не смущайся меня оправлять. Я ж тоже божий человек. Как и ты, под Господом Богом хожу. Память не как у арифмометра. Могу чего и напутать ненароком.
Уже на этом этапе можно было понять, что никакая линия защиты Бесчестных не поможет. Но это был единственный возможный вариант хоть как-то надавить на понимание и помилование.
Бывший оружничий был слишком тронут умом опосля разгромного поражения, чтоб трезво мыслить. Потому своё продолжал гнуть, не чураясь прибегать к ухищрениям и безбожно попирая уже известные собеседнику факты.
— Единственный сын у меня был, государь. Зачатый и рождённый по Божьему повелению и Его же благословению. По законам российским верноподданной четой, не басурманами какими, не наложницей. А что поносил кто кого… так мёртвым теперь модно всё приписывать. Усопшие ответа держать не могут.
— И для ответа ты полез к Морозовым, — кивнул монарх. — Да ещё и тайно, как тать. Ты ведь знаешь, что за покушение на дворян полагается. Неужто не вразумил тебя кодекс о штрафах?
— Так разве кто из дворян пострадал? — нагло хмыкнул дыбованный арестант. — Единый выстрел произвёл, да и то в убивца сына. Али кто ещё каких умерщвлённых на их землях обнаружил?
— Стараниями одного наймита, нет, — усмехнулся Александровский. — Иначе бы не держал ты предо мной ответа, а остывал бы в поле, в канаве. Хотя… это можно устроить. Только не в канаве. А, допустим… в Тульских рудниках.
Самообладание изменило Пелагию Любомировичу. При упоминании абсолютно не к месту помянутых разработок бывший оружничий вздрогнул.
Что Великий Император Всероссийский назвал их неспроста — понятно даже ему. Неужели он прознал о его визите туда? Но как? Сделано было абсолютно всё, чтобы этого избежать. Все следы наглухо обрублены, а перемещения велись под покровом заклятья, хоть это и было утомительно.
— Писание гласит, — начал издалека Александровский. — Что Иуде Искариоту за Христа плачено тридцать сребреников. Во столько по местным меркам оценена земная жизнь Его. Наше же писание называет… сто тысяч рублей.
Впервые за разговор Бесчестных нашёл в себе силы посмотреть молодому правителю в глаза.
— Светлейший князь Властислав Морозов, — произнёс Александр Александрович. — Светлейшая княгиня Олеся Морозова. Светлейшие княжны Ветрана и Милослава. Головы всех прочих — без счёту, потому как холопов не описывают. Два столпа и опоры государственности российской, да две невинные девы, чьи младые уста ещё не познали мужа. А ты не поскупился, Пелагий Любомирович. От души разгулялся. Не уверен, что моя свадьба, случись мне до неё дожить, вытянула бы из меня столько. А ты за головы двух дворян и их малолетних детей не поскупился… Неужто обида дороже рублей? Тебя так огорчил их отказ в женитьбе?
Молчание было красноречивее всяких оправданий.
А что можно было на это ответить? Лишь три человека знали детали этой истории. Сам Бесчестных-старший, его ныне покойный сын и человек от Синдиката, при встрече назвавшийся «Филином». Если Александровский оперирует точными суммами и перечнем заказанных душ, значит, он и его ищейки каким-то образом сумели докопаться до сути вещей. Отпираться бессмысленно.
Молодой правитель медленно прошёлся по небольшому помещению, огибая по кругу дыбу, будто бы размышлял на ходу.
— Ну, ладно. Хотя, точнее будет сказать «скорбно». Оступился. Пошёл по хрупкому льду. Можно было бы сказать всякое. Но кто тебя просил призывать в Московию айнов⁈
Бывший оружничий во все глаза вытаращился на монарха.
— Айнов⁈ — переспросил он. — Господь с тобой, государь! Я, может, и не прав где был, да грешен пред тобою и Богом, но в чернокнижии не повинен! Негоже на провинившегося грехи все вешать, видать мне твоего прощения али нет!
Вот чего-чего, а призывать зауральских сущностей не было даже в планах Бесчестных.
Хотя бы, потому, что айны — слишком неизвестный и непредсказуемый противник. Чтоб иметь с ними дело, необходимо обладать подавляющем контролем. Пока что люди не ведают о них ничего, кроме многообразия рода. А уж повелевать, указывая, где и когда появиться… При всём желании, это невозможно.