— Как бы вы могли объяснить появление столь… нерядовой вещицы… в стенах Императорской Академии, Светозар Горынович?
Обер-секретарь Сыскного отдела Тайной Канцелярии, майор Истомин Фома Арсентьевич не предъявлял директору личных претензий. Пусть для стороннего слушателя ситуация и выглядела именно в таком ключе, но в данный момент времени просто собирались все возможные объяснения и невозможные версии. Отработать надо было всё.
— Исключительно бредом сумасшедшего, Фома Арсентьевич, — буркнул старец. — И ничем иным более. Уже лишь то одно, что некто догадался изготовить подобное, указывает, будто у кого-то поднялась рука заживо выпотрошить айна. А коль раз уж некто сумел с ним сладить, да ещё и ведает столь неприглядные вещи… Ко мне стучатся видения с далеко не самым светлым предречением.
— Не к вам одному, досточтимый, — тяжело вздохнул дознаватель. — Не к вам одному…
Ничем иным и не могла сулить находка. Артефакт, обнаруженный канцеляристами, представлял собой скелетированный череп айна, внутри которого всё ещё оставался мозг зверя. Оный череп покоился на древке, на котором также был закреплён небольшой ларь с сердцем твари. Об истинном предназначении вещи могли не догадываться только лишь все (к примеру, рядовые сотрудники канцелярского аппарата). Но Вещий сразу узнал предмет. Научные изыскания приводили его к самым детальным описаниям этого дьявольского, во всех смыслах слова, изобретения. Ведал Светозар Горынович и ритуалы, коими артефакт обретал свою истинную силу.
Старец простёр руку над лежащим перед ним жезлом с останками айна и произнёс:
— Познание…
Тут всё было ещё не настолько плохо.
В начавшей собираться над артефактом бесформенной сфере, ставшей переливаться несколькими цветами, преимущественно тёмных тонов, Вещий тщетно пытался узреть признаки необратимого грядущего или некоего ужасного прошлого.
Не выходило.
Как гласят древние тексты, обнаруживаемые в ходе экспедиций к Уралу, артефакт был задуман как средство коммуникации людей и айнов. Как звери, аномальные создания подчиняются праву сильного. Ряд ритуалов, вершимых над жезлом, должен был внушить всем, в том числе айнам, что его владелец силён настолько, что ему можно (и нужно) подчиняться. А всё те же самые ритуалы наделяли изделие способностью транслировать мысли одних другим, преобразуя их в удобную для восприятия форму. Таким нехитрым образом и должно было происходить взаимопонимание видов.
Но сформировавшаяся над жезлом сфера отчётливо показывала, что изделие не завершено. В нём почти нет Силы. То, что имеется — лишь жалкая тень того, что должно быть. А потому своей полной силы творение тёмного колдуна так и не узрело.
— Прескверно… — мрачно постановил Вещий. — Созидатель сего грязного поделия был в шаге от завершения. Где нашли сей оберег?
— На чердаке жилого корпуса, — сообщил Истомин. — Того, в стенах которого случилось появление айна. Я охотно верю в совпадения, но не считаю, что сегодня ему тут место. Едва ли так удачно сложились обстоятельства. Вероятно, этот прибор и использовался для призыва сущности.
Иссушенная возрастом рука старца легла на резной подлокотник директорского кресла.
— Совпадение? — переспросил тихо Светозар Горынович. — Не думаю.
Учёный муж будто постарел на дюжину лет за минуту.
— Сие поделие не завершено. Однако же, я даже ныне вижу в нём следы прошедшей Силы. Определённо, им и воспользовался призыватель. Но, на наше счастье, завершить уже и не удастся…
— Что-то помешало? — осведомился дознаватель.
— Не «что-то», — буркнул директор Академии. — А законы мироздания. Их ещё никому не удалось обойти. Отчуждённая от туши плоть подвержена разложению также, как и любая другая прочая, без разбора принадлежности. Человек ли, али зверь, али демон же иль айн… Мой нос уже не тот, что был полстолетия назад. А вы, дорогой Фома Арсентьевич, не можете не чуять зловонный смрад, источаемый смертью.
«Зловонный смрад» — сказано слишком громко. Но кое-какой кисловатый запах разложения органики и впрямь видал в воздухе. Артефакт сравнительно свеж: кипенно-белый череп ещё не успел покрыться какой бы то ни было патиной времени. Но заточённый в нём мозг уже начал подавать признаки распада тканей, что и провоцировало выделение специфического, ни с чем не схожего запаха. То же самое касалось и сердца.
— Нам повезло, что над артефактом работал бездарь, — сухо констатировал старец. — Будь я на его месте, у меня бы он творил миазмы.