Он рассказал то, что знал.
— Тебе хочется отомстить?
Как любому ребёнку, скорбящему из-за несправедливости, ему, безусловно, хотелось верить, что он может найти обидчика и покарать его, получить свою порцию возмездия. Но годы шли, и чувство мести притуплялось смирением, к его стыду.
— Заказчиков и исполнителей искали много лет всеми силами, но не было ни одной весомой зацепки. Их всех могли и убить давно, времена были такие, так что, возможно, и искать уже некого… В полиции решили, что покушение планировалось на кого-то другого, и всё это случайность. Дело закрыли.
— Ты веришь в это?
— В то, что это случайность — нет. Но и в то, что их ещё можно найти, тоже не особо.
— А я верю.
— Почему ты спрашиваешь всё это?
— Я знаю, что в своё время ты потратил много сил, чтобы докопаться до правды.
Сначала он удивился, но потом вспомнил, что никогда и не скрывал этого факта.
Рейвендрау вынула из мундштука сигарету, небрежно швырнула её куда-то мимо урны и вставила ещё одну.
— Ты ведь понимаешь, насколько сильно их смерть связана с тем, во что мы вляпались сейчас? Не будь у семей так мало денег, мы бы не стали заниматься всем этим. А если за убийством стоят ассериты, то круг замыкается. Может, они сами подтолкнули нас к этому всему.
— Ты просто совместила те факты, которые тебе хотелось совместить, — мрачно заметил Анур. — Нет тут особой логики.
— Ты прав, но я и не говорила, что это нечто большее, чем теория.
— Помимо теорий нужна рабочая модель. Желательно, одна, а то так и свихнуться недолго. В данном случае я выбираю модель, в которой они погибли в результате политических разборок между этерами, но не против ассеритов.
— И каково тебе жить в мире, где их убийца или заказчик может безнаказанно посмотреть тебе в глаза в любой момент? — спросила этерка, и от её слов по спине пробежал холод. — Только представь это. Разве это не лишает всяческого самообладания?
— Может быть… — отрешенно ответил он. — Что ты предлагаешь делать?
— Не прощать своих врагов. Находить смелость наказывать их.
— Посвятить жизнь мести — это точно не в моём характере.
— Жаль. А мне показалось, что мы можем быть похожи.
От таких слов он чуть не лишился дара речи. На его взгляд, они были самыми непохожими мерами в мире, и не важно, что они родились в одну зиму с разницей в три дня.
Рейвендрау расправилась со второй сигаретой, резко отвернулась и шагнула к крыльцу — волосы взметнулись от ветра, подол мантии колыхнулся от взмаха хвоста с идеальной малиновой кисточкой. Анур последовал за ней.
На входе сидел серьёзного вида молодой мер в очках. Свет падал на стёлка так, что виднелась лишь белизна.
— Я могу помочь? — спросил он.
— Мы пришли навестить Шаймиеру Гастео. Если она ещё тут, — добавил он, запоздало подумав, что Шайми могла сбежать отсюда гораздо раньше, ей ведь только повод дай.
— Боюсь, тут она останется ещё надолго, — удивил его мер. — Операция только началась.
— Операция? — опешил Анур. — Какая такая операция?
— А вы не в курсе? Тогда вам лучше подождать здесь, медсестра спустится к вам.
Анур и Рейвендрау переглянулись и живо бросились наверх, проигнорировав совет, без труда найдя нужный этаж. В операционную их, естественно, не пустили, к тому же всеми силами пытались остановить по пути, что им в итоге всё же удалось.
— Где она? Что с ней? — выпалил Анур, когда из-за дверей показалась мера в белой медицинской мантии и шапочке. — Я имею в виду Шаймиеру Гастео.
— Это вы доставили её сюда?
— Да! Часов двадцать назад. Ей придавило ногу. Какая к наяту операция?!
Медсестра хмуро посмотрела на них обоих и помолчала, всеми силами призывая успокоиться.
— То, что упало ей на ногу, буквально раздробило все кости. А позднее мы узнали, что в её теле целых три пули. Об этом при поступлении ни она, ни вы нам не сообщили, — с некоторой укоризной сообщила она. — Она была на грани смерти.
Анур не нашёл слов.
— Три пули? И она молчала? — удивилась даже Рейвендрау.
— В этом вся Шайми... — он поднял глаза обратно на медсестру. — Что с ней сейчас?
— Операция идёт.
— Двадцать часов?!
— Она началась недавно. Нужного врача не было в городе. Сейчас почти нигде нет врачей — многие уехали в Мирру, к сожалению.
Анур скривился от злости. В Мирру действительно перебирались все, кому не лень — послевоенная Плентия могла предложить гораздо меньше денег, чем страна-победитель. В итоге был даже принят закон, который запрещал врачам покидать страну, но все хорошие врачи успели убраться ещё до его принятия.