В тот день Анур узнал, что такое смерть, и не какая-то, а очень близкая. Отец собрал их тогда вместе, казалось, он будет ругать их, но на самом деле случилось ещё более страшное.
– Если ты умер на ржавой помойке по собственной глупости, то ты и не был достоин будущего. Я никогда не запрещу детям лазить по смертельно опасным местам, — сказал отец, и его слова навсегда отпечатались в памяти маленького Анура. В тот момент он начал бояться своего отца по-настоящему.
Пройдя П-образный коридор с жилыми комнатами до конца, он постоял немного у обелиска со строчками из «Этерикона» – священной этерской книги.
«Если взрастите волю – будете властвовать над Миром. Если отречетесь от Бога своего – улыбнусь. Если проявите слабость – будете прокляты».
Это был апокриф, который критиковался большинством теологов именно за строчки об отречении от Бога. Тем не менее, именно на таком положении держался катехизис одной из ветвей верования, особенно популярного среди Домов, так называемого, Пути вольного.
«Я лучше благословлю того, кто ни одной жертвы мне не положит, чем слабого» – так звучала одна из главных его идей.
Анур увидел возле обелиска зеркало, неизвестно зачем здесь висящее, и не упустил возможности посмотреть на своё лицо, осунувшееся от долгой дороги. Скулы нынче выпирали, оставляя на лице тени, словно он голодал несколько дней, что отчасти было правдой. Волосы растрепались, но Анур не стал собирать снова хвост, просто заткнул непослушную прядь за ухо. Серого мрамора цвета глаза с голубыми прожилками, которые достались от матери. Брови всё так же чуть вздёрнуты вверх, из-за чего Анур постоянно казался самому себе недостаточно серьёзным на фотографиях. Растительность на лицах этеров была огромной редкостью, и он не стал исключением. Лишь на щеках иногда проявлялись её несмелые признаки. Анур погладил себя по щекам, чтобы оценить свои шансы носить в старости роскошные бакенбарды, и именно в этот постыдный момент услышал едва заметный шорох всего в нескольких метрах от себя.
– Увидел что-то красивое? – спросила этерка с усмешкой.
– Как ты… – только и выдавил он из себя.
– Петли тут смазывают просто замечательно.
Он опустил взгляд и увидел, что этерка была в одних коротких чулках, поэтому шум обуви, соответственно, тоже исключался. Подкралась к нему, как кошка, и выбила из колеи. Нужно срочно взять себя в руки! Похоже, он мысленно произносил эту фразу уже раз двадцатый за день.
– Привет, Райки, – наконец, поздоровался Анур. – Я рад тебя видеть.
Это была его родная сестра, Райкияри Гастео, на два года младше. Всё детство он воспринимал ей капризной, несерьёзной и вредной, никогда не хотел с ней играть, но сейчас перед ним стояла девушка невероятной красоты, отчего ему даже стало стыдно за прошлое. Конечно, он видел её на фотографиях, когда изучал родословную, в том числе и в полный рост, но реальность — это совсем другая штука, здесь меры шевелятся, подают целое обилие невербальных и вербальных сигналов… Строго говоря, Анур ощутил, что краснеет.
– Правда? – хитро прищурилась этерка. Она стояла, облокотившись о дверной косяк, одетая в домашнюю туну, своеобразный свитер с длинным рукавом и длиной повыше колена. Больше на ней ничего и не было, словно она только проснулась. Уж не испытывает ли она его выдержку таким вот нарядом и голыми ногами?
– Давно ты приехала?
– Мы так и будем общаться в коридоре? Ты можешь зайти.
Анур зашёл в комнату, где на него сразу же набросились запахи благовоний. Кажется, это были клементины, смешанные с чем-то травяным. Страсть к благовониям беспрекословно передавалась всем Гастео генетически, они просто не воспринимали чистый воздух как пригодный для комфортной жизни у себя в комнате. Конечно, при этом вкусы могли решительно отличаться, и лишний раз заходить в комнаты друг друга они не торопились. Но клементины и травы ему нравились, поэтому он подумал, что и характерами они сойдутся, хоть это и было весьма нерациональным выводом. А, действительно, какой характер мог развиться у его сестры спустя девять лет? Он знал о ней много фактов, но в отрыве от целостного восприятия они оставались лишь фактами.
– Я приехала вчера вечером.
Сестра усадила его на диванчик возле окна, сама же отправилась к большому трюмо, где громоздились ряды разных женских скляночек и коробочек.
– Собираешься куда-то? – спросил он с долей иронии. В пределах замка приходить наряженной и накрашенной сейчас было некуда, а свои всё равно будут оценивать другие качества.