— Я предполагал, что примерно как будет, но надеялся на лучшее. Тебе наверно нужно отдохнуть после всего?
— Не наверно, а точно нужно, — ответила Лотти
— Это моя кровать, можешь тут располагаться. В комоде должно быть чистое белье. Обо мне не переживай, я сам редко до нее дохожу, обычно сплю внизу на диване. Давай, я принесу тебе поесть прямо сюда, чтоб тебе не сидеть в этом гвалте. Хорошо?
— Конечно, хорошо… А что это у тебя? — она спросила про медную трубу, которою Одрик сжимал в руке.
— Это я хотел подарить одной маленькой девочке. И не успел.
— Она куда-то уехала? Далеко?
— Очень далеко, за черту… Посмотри вот сюда, в этот глазок, как на звезды смотришь, и покрути. Видишь? Видишь цветные узоры? Крути еще. А если зажечь свечу и смотреть на нее сквозь эти узоры будет еще красивее, они будут переливаться. Ладно, отдыхай, я сейчас принесу чего-нибудь.
Одрик вышел на лестницу, часто заморгал глазами, чтобы прогнать слезы и спустился вниз.
Братья, и не только они, не стали церемонится и уже вывалили все на стол. Одрик порезал сыр кусочками, сделал яичницу с куском окорока, нашел целую и чистую тарелку, такие еще встречались в его хозяйстве, хлеб ломать не стал, забрал лепешку целиком, потом оглянулся, взял еще и мармеладки и вернулся к Лотти.
— Если бы не эти узоры, я бы, наверное, уже уснула.
— Поешь чего-нибудь, а потом спи, — Одрик скинул всё с тумбочки и поставил перед Лотти. — Я сейчас вернусь, чаю надо вскипятить.
— Не стоит, я уже засыпаю.
Внизу уже ждали только его, но после такого содержательного завтрака Одрик больше ничего не хотел. Чайник уже закипал, когда я дверь постучались. Наконец-то Сем дошел до его дома. Одрик открыл дверь, и столкнулся с Кайте.
— Кайте!?
— Я ведь не перепутала дом?
— Нет, нет, заходи. Сем тебе все передал?
— Все слово в слово. Держи.
Одрик заварил травяного чая. Долго искал чашку, взял одну странную, неизвестно откуда взявшуюся, налил себе чайку. В углу, именующемся кухней, его ждала Кайте, молоко она принесла в том же самом графине с цветочками. Сейчас он стоял на подоконнике.
— Чайку не желаешь?
— Желаю.
Одрик отдал ей свою чашку, а себе взял первую попавшуюся.
— Зачем ты его сюда принесла? — спросил он про графин. — Мне так нравится, когда он у тебя в руках. Завтра пришли Сема, я его отдам обратно.
— Да я сама зайду
— Заходи, пожалуйста. Но завтра меня можно не застать, мы с сестренкой пойдем в ратушу.
— Так она все-таки сестренка?
— Да, а кого ожидали?
— Народ всякое говорит.
— Слушай больше, что народ говорит.
— Я спросить тебя хотела…
— Спрашивай. Только давай пойдем в лавку, или в мастерскую, а то от компании шума, как от стада хвачиков.
Они прошли в саму лавку, а потом в пристройку.
— Смотри, — сказал Одрик, — мои стекляшки. Видишь, сколько цветов могу сделать! Выбирай любую, какая нравится.
В ящиках и просто на столе была россыпь цветного стекла всевозможных форм и расцветок.
— Я возьму этот, синий … (он не расслышал, как был назван осколок). Ты ведь тоже любишь синий.
— Синий цвет большая редкость, его трудно получить, я его очень долго добивался.
— Ну не самая большая редкость в природе, твой синий.
— А что еще реже его бывает?
— Как что? — глядя ему в глаза, произнесла, — Шоколад, например.
Одрик покачал головой:
— Нет, это не редкость. Вот получу наследство бабушки Эфри и куплю этого шоколада. Редкость то, что ни за какие деньги не купишь. Вот твои косы, например. Не тяжело таскать это на голове?
— Ты бы еще Великую Властительницу спросил: не тяжело ли ей таскать корону?
Кайте вынула какую-то потайную заколку и выпустила косы на свободу. Они сползли вниз золотыми змеями, едва не касаясь пола. Да, зря он так, не подумал, что не так уж проста эта крестьянка. Будь хоть крестьянка, хоть властительница, да хоть сама богиня, она все равно женщина. Одрик взял в руки косу и погладил ее, действительно, как будто он поймал в руки пылающий луч.
— Вот это настоящее, это не подделать и не купить.
И он увидел взмах ресниц, густых и золотистых, и опять эта вспышка, как солнце между облаками, и снова они медленно опускаются, как листья осенью облетают. Когда-то что-то подобное уже было, или оно ему только приснилось?