Зеленая долина, с петляющим по ней ручейком, скоро кончилась. Горы остались позади, ручей закончился грязным, заросшим камышом болотцем, и впереди до горизонта раскинулась пустыня. Вдалеке стали виднелись барханы. Караван, с Зитой во главе, повернул и направился куда-то налево на север вдоль гор по самой кромке пустыни. Горы были очень высокими, снежные вершины терялись в облаках. Шестиногие животные явно обрадовались простору и припустили вперед с еще большей скоростью. Время от времени горы немного раздвигались и между ними зеленели чахлые рощи. В остальных местах горы обрывались в песок, как в море, где вместо воды волны песчаных барханов. Солнце поднималось все выше, зной все усиливался. Стало очень жарко. В самый зной остановились на короткий привал в одном из ущелий с тонким ручейком и чахлой растительностью. Напились воды и напоили шестиногих, я слезать со своего места отказалась наотрез. Как бы я потом на него залезла без стола? Пришлось мужику, что сидел впереди меня приносить мне воду в кружке, Марку я из нее же напоила и намочила ей голову и грудь. Почти сразу двинулись дальше. На привале я умудрилась снять куртку и намотать на голову какую-то тряпку из рюкзака, дальше ехать стало веселее.
Так ехали до самого вечера. И только когда уже совсем стемнело, и на небе появились первые звезды, подъехали к большому широкому ущелью, перешли вброд очередной ручей и подъехали к усадьбе.
Звездное небо — было совершенно незнакомое, полное больших разноцветных звезд и особенно два серпика молодых лун — поразили меня больше всего остального. После зрелища двух лун и огромных звезд, большой трехэтажный дом уже не произвел на меня впечатления. Больше всего бросилось в глаза отсутствие окон на первом этаже, а на втором и третьем этажах окна больше походили на бойницы, узкие и длинные. Вплотную к дому пристроены несколько строений непонятного назначения, и тоже без окон на первом этаже. Пока я рассматривала дом и окрестности, Зита куда-то исчезла.
Тут возникла очередная сложность: как слезть с этого средства передвижения не выпуская из рук собаки? Просто сбросить ее на землю нельзя, высоко. А уговорить кого-либо взять собачку на руки у меня не получилось. Стоило мне предложить одному из мужиков подержать собачку, как он впал в состояние паники и начал вопить, что я смерти его хочу, и он ни за что не возьмет это чудовище руками, потому что его немедленно съедят. Я в свою очередь тоже начала вопить, что я тогда останусь тут навечно сидеть, и они об этом еще сильно пожалеют. Это произвело на них впечатление, мужики посовещались, и стали уговаривать шестинога лечь. После долгих уговоров, животное согласилось, и я, наконец, смогла спуститься на землю, предварительно опустив вниз Марыську.
Разминая ноги я подошла к морде лежащего шестинога, на котором ехала всю дорогу. Удивляться я, наверное, уже устала. Оказалось, что привычной уздечки на нем нет, да и не вставить ее в такой рот. Пасть шестинога скорее напоминала рот стрекозы, только очень большой стрекозы. Поводья крепились к ушам зверя и сейчас болтались на нем как длинные сережки. Глаза зверя были закрыты белесой пленкой, слезились и выглядели жалкими и больными. Зверь был абсолютно слеп. Теперь было понятно, почему он не испугался собаки, он ее просто не видел. Мне стало невыносимо жалко страдающее животное и захотелось ему помочь. Не зная, как это сделать, я погладила его по голове, провела рукой над глазами и почесала за ушком. Зверь чутко среагировал на ласку и потянулся мордой к моей руке. Не имея угощения, я просто еще раз погладила зверя по морде и над глазами, и пошла искать Марку и кухню.
Мара нашлась сама, а кухню я отыскала по запаху. Это оказалась одна из пристроек к дому. Я вошла внутрь и погрузилась в океан запахов приготовленной еды и разных приправ. Большая печь с плитой и кастрюльками на ней, стол, склянки с приправами, какие-то механизмы вроде большой мясорубки, закопченный потолок и светящиеся шары дневного света. В глубине кухни я увидела миловидную женщину лет сорока с пышными, но не расплывшимися формами. Не долго думая, я спросила у нее есть ли на кухне потроха, покормить мою собачку. Кухарка побледнела как мел. Было видно, что еще чуть-чуть, и она потеряет сознание. Что такого страшного я спросила? В кухню вошел мужик, нормальный, человеческий и стал униженно просить, чтобы я перестала пугать его жену и что, вообще мне здесь надо… Я стала опять объяснять, что мне бы собачку покормить, лучше бы потрохами, печенкой, сердцем или, лучше всего, рубцом. Тут мужик посмотрел на собачку и ему тоже поплохело. И заплетающимся языком он поинтересовался, из кого мне нужны эти органы? Тут я в свою очередь встала в ступор, откуда я знаю, есть ли здесь коровы или куры и как они называются. Спасла сообразительность.