— Все равно покажите, — произнесла до того молчавшая Кайте, и так посмотрела на предводителя гномов, что тот бедный вздрогнул. Пробрались к восточной стороне, або Магни сделал широкий жест рукой:
— Вот где-то здесь. Было несколько покинутых землянок с этой стороны, но какую он себе выбрал, сказать не могу, я же не был у него в гостях. А все его друзья ушли, и сейчас неизвестно что с ними.
— Благодарим Вас, а теперь не мешайте, — это подошла отставшая по дороге Кайте, все молчала, молчала, и надо же, не ожидал от нее. Притащила какую-то тяпку, нашла в мастерской наверное, и взялась тюкать, по слежавшемуся снегу, по обледенелым камням…. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к этой девочке. Я, было направился обратно к южному склону, но навстречу мне шел макхи Бради, кузнец, с инструментом и на мою долю. Значит, кому-то не безразличен длинномерок, расковыриваем склон вместе. Темнеет…. Подходит старая гномка, это мани Суа, она принесла нам какой-то травяной отвар, горячий. С нею две гномочки с факелами, освещали ей дорогу, покопошились и развели костер, высокий костер, хоть не в темноте будем. Хорошенькие, однако, гномочки, аккуратненькие, нарядные, как куколки, но с человеческой девчонкой их не сравнить. Я даже где-то в глубине начал завидовать матнаршскому пленнику, хотя еще неизвестно, чему там завидовать. Ночь, мороз, даже двум лунам на небе холодно, но они дают нам хоть какой-то свет. Откуда-то снизу приближаются голоса и много голосов, узнаю Чёги, это вагаримский отряд вернулся, они увидели зарево нашего костра и прибавили шагу. Они все живы — здоровы, первая радостная новость на это время. И Чёги берет руководство на себя, я с удовольствием уступаю….
из-за гор с востока приближался Андао, с его лучами пробуждалась надежда, гора Матнарш действительно похожа на сыр, который грызет мышиная стая. Прогрызли! Дверь заслонила обледеневшая глыба, не открыть. Чёги, недолго думая, вогнал в стену лом, и втроем гномы вывернули бревно из сруба. Кто-то из них пролез внутрь, но тут же выскочил обратно, там невероятно душно. Еще два бревна покинули сруб с гораздо меньшими усилиями. Лучи Андао проникли внутрь землянки, там светло. Гномья молодежь вваливается в землянку, выбито еще одно бревно…. Я помню это, как будто все было вчера….
Одрика вытаскивают на растянутой илларьей шкуре, его голова безвольно свисает, он не то, что бледный, каравачские отпрыски румянцем не отличаются, он вообще серый. Кто-то уже побежал за мани Суа. Я ни во что не вмешивался, они все сделали лучше, чем смог бы я сам, я боялся даже подходить. Кайте… ее в тот момент и сейчас больно вспоминать…. С ней все время рядом была какая-то гномья девушка, я таких раньше и не видел: темноволосая, с изумрудно — зелеными глазами. Говорят, такие бывают только у ведьм, но гномы не колдуют… хотя, кто им запрещал? За этой девушкой ездил Чёги на Вагарим, это его невеста — Кавани. Она достает кисет, рассыпает на снег буро — зеленый порошок, и собирает его в ладони, снег, сжатый в ее руках тает, и капли падают на потрескавшиеся губы, казалось, уже бездыханного тела. Чёги отгоняет своих приятелей подальше, чтобы не мешались…. И мы слышим слабый хриплый вздох, потом еще один, уже сильнее, он дышит, а я уже не верил. Чёги приподнимает его, веки Одрика вздрагивают, приоткрываются, он смотрит на мир невидящими, ослепленными светом Андао глазами, но смотрит. Рядом с ним Кайте и гномья молодежь, в этой кутерьме столько жизни, что просто невозможно умереть. Я стою поодаль, я просто наблюдаю, такая моя работа: опекать, поправлять чужие жизни, такая моя судьба: не жить самому, чтобы жили другие. "