Великана-Геликона-Бомбардона увели к городским воротам.
Там стояла полосатая сторожевая будка.
Великан трижды обошёл её.
— Могли бы снять с меня мерку, прежде чем строить будку, — недовольно пробумкал он.
Сторожевая будка оказалась намного меньше самого сторожа.
Недолго думая Геликон пробил в будке пять дырок: две — для рук, две — для ног и одну, самую здоровенную, в крыше — для головы.
А голова у Бомбардона была значительно больше, чем руки и ноги, вместе взятые.
Потом Геликон-Бомбардон отшвырнул в сторону дверь, которая отлетела, как бумажный листок, подхваченный ветром, и, сердито бумкая, просунул в дырки поочерёдно руки, ноги и голову.
Мастер Триоль начинает кое о чём догадываться
А тем временем Дирижелло наконец догнал мастера Триоля.
Теперь они спешили обратно. И конечно, ещё ничего не знали о том, что произошло в городе за эти несколько дней. Всю дорогу мастер Триоль ворчал:
— По милости этого проходимца я чуть не заблудился. Если он ещё раз попадётся мне на глаза, я выскажу ему всё, что о нём думаю.
— А он меня за ухо отодрал, — вставил Дирижелло.
— Отодрать за уши надо было меня. За легкомыслие и доверчивость, — сказал Триоль. — И в этом нет никакого сомнения!
И весь остаток пути старый мастер никак не мог успокоиться — всё что-то бормотал, сокрушённо покачивая головой.
В рабочей комнате Маэстро, куда спустя некоторое время вошли Дирижелло и Триоль, среди разбросанных вещей одиноко стояло кресло Гармониуса. Но самого Гармониуса в кресле не было.
— Маэстро обещал мне быть дома, — растерянно произнёс Дирижелло.
— Обещание сдержало лишь кресло, — проворчал Триоль. — И вообще нам тут больше нечего делать. Пошли скорее в город. Эти таинственные истории мне что-то не нравятся.
День был жаркий. Солнце палило так, что дорога казалась раскалённой жаровней.
— Фу! — сказал Триоль. — Нет ли какой-нибудь дороги поприятнее?
— Есть, — ответил Дирижелло. — Пойдёмте лесом. Но на это мы потратим гораздо больше времени.
— Лучше потратить больше времени, чтобы остаться самим собою, чем за короткое время растаять, подобно кусочку канифоли, брошенному в огонь, — проворчал Триоль.
И они свернули в лес.
Это был дремучий лес. С каждым шагом он становился всё гуще и гуще. Солнечные лучи уже с трудом пробивались сквозь сплошную листву деревьев.
Некоторое время Дирижелло и мастер Триоль шли молча. Вдруг Дирижелло вскрикнул.
Он увидел зелёный лучик света, который начинался где-то внизу и упирался в морщинистый ствол старого дуба.
Дирижелло подбежал к дереву и поднял из травы маленький светящийся камушек.
— Мастер Триоль, — воскликнул он, — смотрите, зелёный светлячок!
Триоль присмотрелся и удивлённо покачал головой.
— Изумрудный камушек? Совсем недавно я украсил им головку Виолины…
В зеленоватом свете изумруда на соседнем кусте блеснула тонкая нить. Дирижелло принял её за паутину, но мастер Триоль сказал:
— Это серебряная струна Виолины.
— Изумруд Виолины? Струна Виолины? Но как они оказались в глухом лесу?
— Тс-с-с… — Мастер Триоль приложил палец к губам. — Слышишь, кто-то стонет?
Мастер направил свет изумрудного камушка на куст, и они увидели Первую Скрипку Капеллианы — Виолину. Но в каком она была виде — вся в трещинах, в царапинах, без колков и струн!
— Вот тебе и разгадка! — воскликнул Триоль. — Вернее, ещё одна загадка.
Он поднял Скрипку с земли:
— Что с тобой? Кто разбил тебя?
— Какой-то злой ушастый человек…
— Между прочим, — задумчиво произнёс Триоль, — старичок, который так ловко обманул меня, тоже был ушастый.
— А глаза? — воскликнул Дирижелло. — Какие у него были глаза?
— Довольно противные, — ответил Триоль. — И к тому же вертелись в разные стороны.
— Он! — вскричал Дирижелло. — Это он разбил Виолину!
— Я умираю… — чуть слышно простонала Скрипка.
— Нет, ты не умрёшь, — сказал мастер. — В присутствии Триоля не умер ещё ни один музыкальный инструмент!
Он раскрыл свой чемоданчик. Достал оттуда ножички, напильники, крючки, струпцины, бутылочки с клеем и лаком и принялся за дело. Он заклеил трещины, покрыл их золотистым лаком, натянул новенькие струны, заменил поломанные колки, и Виолина вдруг почувствовала, что к ней возвращается её чудесный голос.
— Какое счастье!.. — запела она. — Голос мой звучит ничуть не хуже, чем раньше!
— И в этом не могло быть никакого сомнения! — ответил Триоль, пряча в чемоданчик свои инструменты.