— Бог ты мой! Монсеньер, вы просто решили меня припугнуть! — произнес старик Дзуккато твердым голосом, отступая на шаг. — Быть не может, что мои сыновья — узники «Свинцовых кровель».
— Они именно там, повторяю, — отвечал прокуратор, — и я не выпущу их оттуда, пока не закончится расследование и не произойдет суд. Ими займутся, как только моровая язва утихнет. Но, клянусь колпаком дожа, боюсь, что им грозит участь похуже, ибо они преступники: расхищение общественной казны карается пожизненной ссылкой.
— Что за дьявольщина! — крикнул старик, приблизившись к прокуратору. — Знайте же, мессер, те, кто это говорит, лгут, а те, кто упрятал моих сыновей под «Свинцовые кровли», поплатятся! Я этого не оставлю, пока есть во мне хоть капля сил!
— Не приближайтесь! — завопил Мелькиоре, суетливо поднимаясь и отодвигая кресло. — Не дышите мне в лицо. Если вы заражены чумой, держите ее при себе и убирайтесь ко всем чертям со своими плутами сыновьями. Знайте — их повесят, если вы вмешаетесь, подняв вокруг их дела шум. Честное слово, все эти Дзуккато — неслыханные злодеи! Вы заражаете воздух, сударь! Вон отсюда!
Говоря это, Мелькиоре пятился назад, а старик Дзуккато, неподвижно стоя на месте, смотрел на него таким взглядом, что тот леденел от ужаса.
— Была бы у меня чума, — ответил старик с угрожающим видом, — я бы сжал в объятиях всех, кто говорит, что мои сыновья — воры. Надеюсь, эта мысль никогда никому не приходила в голову и что должностное лицо, с которым я имею честь разговаривать, сам болен и вне себя от нынешнего бедствия. Да, да, монсеньер, чума заставляет вас говорить, что Дзуккато расхищают общественную казну. Знайте же: Дзуккато — благородного рода, в их жилах течет кровь чище, чем та, что течет в жилах родственников дожа. Знайте, Франческо и Валерио можно погубить пытками, но обесчестить их нельзя. Ваша светлость хорошо сделает, если вызовет своего врача, ибо тлетворный яд распространился по его венам.
С этими словами Себастьяно стремительно вышел из здания Прокурации и побежал во Дворец дожей. Мелькиоре в тревоге стал звонить в колокольчик, позвал лекаря, и всю ночь ему делали кровопускания, растирали его, пичкали всякими снадобьями, ибо он вообразил, что старик Дзуккато с помощью колдовства напустил на него чуму. Несколько раз он падал в обморок и чуть не умер от страха.
XVII
Себастьяно Дзуккато бросился в ноги дожу, взывая к справедливости со всем красноречием отцовской любви и оскорбленной чести. Мочениго милостиво выслушал его и выказал ему знаки самого высокого уважения. Он посетовал, узнав о том, как долго подвергают мукам сыновей старика, и повелел перевести их в другую, не такую страшную тюрьму. Он даже разрешил старику Себастьяно видеться с ними ежедневно и окружить их отечески нежными заботами. Но дож не скрыл от него, что над братьями нависли самые тяжелые обвинения, а судебное разбирательство будет длительным и серьезным.
Однако благодаря неусыпным хлопотам старика Дзуккато, влиянию Тициана, Тинторетто и других великих художников, стараниям всех друзей братьев Дзуккато, а также благосклонности дожа Совет Десяти, из-за чумы вот уже несколько месяцев прекративший свою деятельность, наконец собрался, и первым делом, назначенным на рассмотрение этого беспощадного судилища, был процесс братьев Дзуккато, обвиняемых:
1. В том, что они даром получали свое жалованье, выполняя работу наспех и небрежно; так, например, они работали в неположенное время года, то есть во время заморозков, когда мастика не держится, чтобы наверстать время, потраченное летом на прогулки, всякого рода развлечения и кутежи.
2. В том, что фигуры ими дурно вырисованы и диковинно раскрашены, потому что работали они главным образом по ночам, дабы наверстать время, упущенное из лени.
3. В том, что их работа никуда не годна, потому что они совершенно несведущи в ремесле, причем Валерио Дзуккато способен делать лишь одни побрякушки — украшения для дам и молодых людей, и таковые ребяческие безделки занимали его беспрерывно и даже стали для него выгодным промыслом в мастерской Сан-Филиппо, в то время как республика дорого платила ему за работу, которую он не выполнял и не мог выполнить.
4. В том, что, прибегнув к гнусному жульничеству, они во многих местах заменили смальту и камни деревом и картоном, разрисованными кистью, дабы показать, как тонка их работа, для которой непригоден материал, идущий на мозаику, и тем самым желая прослыть при жизни великими художниками, хотя работы их недолговечны.
Материалы этого нелепого судебного процесса и поныне хранятся в архиве Дворца дожей, и синьор Кадри сделал из них точнейшие выписки, которые можно прочитать в статье «О мозаике» — он поместил ее в конце своего превосходного труда о венецианской живописи.