Но вот он вошел под главный купол и, увидев работу братьев Дзуккато, тотчас же рассыпался в похвалах. Его прекрасное строгое лицо оживилось, и он с благородным пылом стал говорить о совершенствах этого творения. Тициан, близкий друг старика Себастьяно, преподавший юным Дзуккато много превосходных уроков, присоединил свой голос к похвале, но отнюдь не в ущерб Бьянкини, с которыми по-прежнему держался весьма осторожно. Однако прокуратор-казначей, недовольный успехом братьев Дзуккато, прервал великих мастеров:
— Должен предуведомить вас, что мы явились сюда не ради того, чтобы оценить работы живописцев, а саму мозаику. Государству мало дела до того, лучше или хуже выполнена рука богоматери, соблюдены ли все правила вашего искусства, а еще меньше дела ему до того, чуть ли пониже, чуть ли повыше икра на ноге святого Исидора. Все это годится для ваших споров…
— Клянусь господом нашим богом, — воскликнул Тициан (слова этого неуча заставили его на мгновение забыть осмотрительность и учтивость), — государству, значит, нет дела до того, что мастера мозаики постигли рисунок, нет дела до того, что мозаика с полнейшей точностью передает прелесть творения, живописи! Ничего подобного я в жизни не слышал и, при всем своем уважении к суждению вашему, не могу с ним согласиться.
Ничто так не раздражало прокуратора-казначея, как противоречие.
— Ну, а я, мессер Тициан, — запальчиво воскликнул он, — я повторяю, что все это чепуха и ребячество. В мелкие ссоры между школами и в споры, ведущиеся в мастерских, высокий суд вмешиваться не собирается. Республика поручила прокураторам соблюдать ее интересы, следить за бережливостью, тщательно проверять все расходы, и они не потерпят, чтобы ради прихоти любителей живописи мастера, работающие в соборе святого Марка, пренебрегали своим долгом.
— Вот уж не думал, — возразил Франческо Дзуккато слабым голосом, печально глядя на свои работы, — право, не думал, что я не выполняю своего долга, когда тщательно, насколько возможно тщательно выполнял рисунок моих фигур и по всей совести подчинялся законам моего искусства!
— Я знаю не хуже вас, мессер, законы вашего искусства, — крикнул прокуратор, побагровев от злости. — Нечего уверять, что мастер мозаики — то же, что и живописец! Республика вам платит за то, что вы неукоснительно точно копируете картины художников, и если вы накладываете свои камешки на стену так, чтобы они прочно держались, если вы умеете выбирать хороший материал так, чтобы он подходил к вашей работе, то нечего вам соваться не в свое дело — законы живописи и рисунка вас не касаются. Клянусь колпаком дожа, если б вы были такими выдающимися живописцами, республика могла бы на вас кое-что сберечь. Не пришлось бы платить мессеру Вечеллио и мессеру Робусти за рисунки для ваших мозаик. Вам бы позволили самим придумывать композиции и сюжеты для ваших мозаичных работ. К сожалению, мы далеко не уверены в вашем мастерстве как живописцев и не можем положиться на вас.
— Однако, монсеньер, — заметил Тициан, к которому вернулось спокойствие — он даже согнал презрительную усмешку с губ и любезно улыбнулся, — осмелюсь сказать, что тому, кто пожелает точно скопировать хороший рисунок, должно и самому быть хорошим рисовальщиком, а то можно было бы, пожалуй, поручить картоны Рафаэля первому попавшемуся школяру, достаточно было бы иметь перед глазами прекрасные модели для копирования, чтобы прослыть великим художником. Если ваша милость позволит мне высказать свое мнение со всем полнейшим моим уважением к вашим замечаниям, дело обстоит иначе. Правда, руководить людьми с мудрым величием или развлекать их своими пустяковыми творениями — не одно и то же. Ведь мы, жалкие ремесленники, попали бы в весьма затруднительное положение, если бы нам пришлось, как приходится вам, ваша милость, держать в твердой и благородной руке своей бразды правления государства, однако должен сказать…