Ладлоу показался впереди, во всяком случае, мне так сказали. Даже уставшие кони, должно быть, почувствовали это, потому что подняли головы и ускорили шаг. Но сквозь густой лабиринт леса я не видела ни стен, ни башен. Хотя нельзя было не заметить изменений местности. Низкие зеленые холмы Англии превратились на наших глазах в вересковые пустоши с намеком на горы, а плодородные поля, окруженные изгородями, сменились зарослями красноватых папоротников. Толстые терновые деревья начинали цвести, их темные колючие ветви были словно обрызганы маленькими белыми каплями. Время от времени мы выезжали из леса на пастбища с овцами и ягнятами, я видела их, когда выглядывала из‑за плеча Ника, стараясь разглядеть Ладлоу.
Ник еще раньше описывал мне замок как мощнейшую крепость древнего Йорка. Он говорил, что изначально это был один из замков, построенных раннеанглийскими королями вдоль Валлийской Марки, перекрывавшей границу между Англией и Уэльсом. Во время гражданской войны, которую развязал Ричард, герцог Йоркский, затем ставший королем, Ладлоу часто служил ему крепостью и штаб-квартирой.
– Уэльс известен своими яростными воинами, – говорил Ник, – это умелые лучники и копьеносцы английских армий. Но не волнуйся, Верайна. Эти места перестали быть такими дикими. Большинство местных вождей говорят по-английски, а Ладлоу, по крайней мере, сама резиденция, по великолепию не уступит дворцу.
Когда мы покинули последнюю опушку леса, замок стал виден, сооружение из серо-белого камня, огромное и неуклюжее, казавшееся примитивным – с толстыми зубчатыми стенами и крепостным рвом. И только когда мы въехали на слабо освещенное солнцем место, я увидела какое-то желтое море с одной стороны замка до полосы болот.
– Эти нарциссы раскрылись после моего отъезда, – сказал мне Ник, показывая в ту сторону. – Их высочествам, когда они выходили, пришлось поискать те, что рано расцвели.
– Значит, они выходили? Нам надо будет пройти по их следам. Но сначала я должна посмотреть, нуждаются ли те, кто должен был начать бальзамировать принца, в советах и распоряжениях городской свечницы.
– Не сомневаюсь, – сказал он, когда наш конь стучал копытами по деревянному подъемному мосту под поднятой решеткой крепостных ворот, которая оберегала главный вход, – что королевские письма и твоя сильная воля заставят их слушать тебя и повиноваться.
Глава тринадцатая
Хотя я думала, что плáчу от горя и от усталости, это были еще и слезы благодарности. Я плакала не только потому, что так прелестна была предоставленная мне в замке Ладлоу маленькая комната, выходившая окнами на реку Терн и на отдаленные сине-серые горы вдалеке, но и потому, что получила в подарок от королевы ларец. Ник, чья комната находилась прямо напротив моей по другую сторону коридора, вручил мне ларец, как только мы устроились. В нем лежало два чудесных платья, теплые чулки, ночная рубашка, плащ с капюшоном, отороченный мехом белки, шляпка с вуалью, разумеется, все черного цвета, так же как две пары прекрасных кожаных ботинок и кожаная сумка, стянутая в верхней части шнурком.
Вдобавок Ник уже отдал письма дворецкому и докторам, которые следили за бальзамированием принца. Эти письма, написанные Ее Величеством собственноручно, как сказал Ник, дают мне разрешение наблюдать за последними приготовлениями к похоронам тела принца.
А еще в ларце с одеждой лежало письмо королевы, которое вывело меня из равновесия и укрепило мою решимость выполнить задания, возложенные ею на меня. Когда Ник оставил меня одну, чтобы я могла переодеться, я стала перечитывать эти слова раз за разом, надеясь запомнить их:
Дорогой друг Верайна, хранительница моих тайн, я прошу тебя уничтожить это письмо после того, как прочтешь его. Я объявляю тебя своей Королевой Печали во время этой твоей поездки. Ты должна действовать вместо меня, разумеется, не тогда, когда ты следишь за сохранением тела моего дорогого сына, но в качестве распорядителя похорон. Король назначил Томаса Говарда, графа Суррея, нашего лорда-казначея официальным распорядителем королевских похорон, но ты, потеряв сына и понимая мои прежние печали, как раз тот человек, который может представлять меня в скорби и в расследовании того, что произошло.
Я призываю тебя быть верной данной тобою клятве и прошу искать ответы, если они могут быть найдены. И, умоляю тебя, вглядись пристальнее в лицо моего сына, даже мертвого, чтобы ты могла вскоре воссоздать для меня его внешность.