Караван остановился в центре деревни. Громлины разбрелись, их когти скребли стены домов. Один из них запрыгнул на крышу, принюхиваясь к дыму, выходящему из трубы. Громбулы начали обходить дома, их дыхание напоминало раскат грома, а глаза блестели яростью.
— Они ищут, — прошептала Эра. Её голос дрожал, но руки оставались крепко сжатыми.
Всадник не двигался. Его конь встал на месте, его голова дернулась, словно зверь что-то почуял. Но он ждал.
Деревня замерла. Люди прятались за занавесками, но я чувствовал, что стены их домов не спасут. Тени громбулов ложились на землю, как предвестники беды.
Шествие продолжалось, но тишина, что висела над деревней, становилась всё более удушающей.
Волчий Оскал
Деревня застыла в напряжённой тишине. Каждый звук — лязг громбульских доспехов, хриплый смешок громлинов, треск ветвей под их когтистыми лапами — звучал громче, чем сердце, которое, казалось, хотело вырваться из груди.
Один из громбулов снова замер возле дома напротив. Его огромная голова склонилась к окну, что-то высматривая за грязным стеклом. Его губы, толстые и покрытые трещинами, приоткрылись, и изо рта вырвался клуб пара. Он шумно втянул воздух, как это делает зверь, учуявший добычу.
Скрип дверей эхом разнёсся по деревне. Кто-то из жителей, не выдержав, попробовал выйти, но громлин, стоящий у стены дома, тут же рванул вперёд. Его лапа с хрустом вонзилась в дерево у дверного косяка, оставляя глубокие борозды. Громлин оскалился и издал странный, утробный хохот, от которого волосы вставали дыбом.
И тут воздух прорезал звук рога. Он был глубоким, раскатистым, словно гром над болотами, и его вибрации ударили в грудь, как удар колокола. Все замерли. Даже громбулы на мгновение прекратили свои тяжёлые движения, подняв головы.
Из-за деревьев на главной дороге появились фигуры. Они шли стройным строем, их тёмные доспехи блестели в редких лучах света, пробивающихся сквозь облака. На каждом был черный плащ, окантованный тонкой красной линией, подрагивающий от движения. Щиты, закреплённые на спинах, были украшены гербом, изображавшим оскаленную волчью пасть, что будто смотрела прямо на тебя.
Гвардейцы шагали бесшумно. Их лица были скрыты под массивными шлемами с длинными вертикальными прорезями для глаз, откуда сквозило пустотой. Они казались безликими, как тени, и это делало их ещё страшнее.
Впереди шёл мужчина. Его фигура выделялась даже среди этой мрачной процессии. Высокий, с выправкой человека, привыкшего к власти, он двигался плавно, словно пантера. На его плечах лежал тяжёлый плащ из меха, который, казалось, весил столько же, сколько доспехи его гвардейцев.
Его лицо, открытое и резкое, было олицетворением силы и контроля. Высокие скулы, твёрдый подбородок, а губы тонкие, почти постоянно сжатые в выражении холодного спокойствия. Его глаза были тёмными, с легким блеском, словно отражающими внутренний огонь.
Он не замедлил шаг, даже когда громлины начали рычать и скалиться, поднимая когти. Один из них сделал шаг ближе, но мужчина остановился, просто бросив короткий взгляд в его сторону. Громлин, как по команде, отступил.
Всадник, стоявший в центре каравана, не склонил головы, но внимательно следил за приближающимся мужчиной. Его конь, огромный, весь в шрамах и язвах, нервно переступил с ноги на ногу, взбрыкивая хвостом, будто чувствуя угрозу.
Мужчина остановился прямо перед всадником. Их взгляды встретились, но что происходило между ними, понять было невозможно.
В этот момент я заметил, как один из гвардейцев, стоявший у входа в деревню, посмотрел в мою сторону. Его взгляд, скрытый за прорезями шлема, не мог быть человеческим. Я затаил дыхание и отступил вглубь мастерской, боясь, что эти существа способны видеть даже через стены.
Мужчина, казалось, сказал что-то, но звук его слов не достиг моих ушей. Я видел только, как его губы шевелятся, а всадник, неподвижный, остаётся на своём месте. Это было похоже на сцену, вырезанную из камня.
Громбулы зашевелились, но не двигались дальше, будто им тоже запретили вмешиваться. Напряжение в воздухе становилось всё более удушающим. Я чувствовал, как капли пота стекают по вискам, а сердце бьётся так громко, что, казалось, его могли услышать снаружи.
И затем, не сказав ни слова, мужчина развернулся и направился в сторону дома старосты. Его гвардия последовала за ним, словно тени, которые вдруг решили ожить.