Я огляделся, судорожно ища укрытие. Ближе к краю опушки раскинулись густые кусты, их ветви обвивались колючими терниями. За ними всё ещё простирался лес — мрачный, тяжёлый, словно тянувший за собой что-то большее, чем просто ночной воздух.
— Нет… — прошептал я, когда шаги позади стали громче.
Я бросился к кустам, цепкие ветви хлестали по лицу и рукам, рвали одежду. Я не чувствовал боли, только отчаянное желание скрыться.
"Ещё немного… ещё чуть-чуть…"
Каждый мой шаг казался медленнее предыдущего, словно земля становилась липкой, удерживающей меня. Шаги позади стали тише, но я знал: это только иллюзия.
Водоём манил, его спокойная поверхность была неподвижной, как зеркало. Если бы я добрался до него… Но нет, кусты казались ближе. Я бросился в их гущу, ощущая, как тернии цепляют кожу.
Внезапно я почувствовал чьё-то дыхание за спиной. Оно было горячим, обжигающим, как ветер пустыни. Сердце сжалось в ужасе.
— Поймал, — раздался голос.
Он был тихим, почти шёпотом, но проникал глубоко, будто говорил не с ушами, а с самой душой.
Я резко обернулся, но за спиной никого не было.
Ветки кустов шевелились, листья шептались друг с другом, как будто обсуждали меня.
— Кто ты? — закричал я, но мой голос утонул в ночной тишине.
Ответа не было, только лёгкий смех, едва слышный, но пугающий до глубины души.
Я снова бросился вперёд, продираясь сквозь колючие ветви, пока не упал на влажную землю. Холод прокатился по телу, заставив задрожать.
Луна над водоёмом казалась ближе, чем раньше. Её свет ослеплял, приковывал взгляд. Я потянулся к ней, но вдруг почувствовал, как что-то схватило меня за лодыжку.
Я закричал, но это был крик отчаяния, который растворился в тишине леса.
Буря внутри
Я очнулся от странного ощущения — будто что-то шевелилось у меня на ноге. Резко выдохнув, я дёрнул ногой, и небольшое тёплое тело исчезло в темноте, оставив за собой едва слышный писк.
Крыса.
Я сжал кулаки, пытаясь успокоиться. Но страх не уходил. Темнота вокруг была плотной, словно накрывала меня тяжёлым покрывалом. Я почти ничего не видел. Стены казались близкими, давящими. Воздух был сырой, тяжёлый, пропитанный запахом гнили и чего-то тёплого, животного.
Я пошевелился, пытаясь понять, где нахожусь. Под пальцами была холодная земля, местами скользкая, будто от плесени.
И вдруг я услышал их. Голоса.
Первым был голос лорда. Я бы узнал его в любом месте. Низкий, ровный, с оттенком повелительности.
— Оставайтесь здесь, — сказал он кому-то. Его тон не предполагал возражений.
Это были гвардейцы. Их шаги затихли, и в наступившей тишине я услышал, как лорд открыл дверь. Скрип петель резанул по ушам, а затем его голос снова прозвучал, но теперь мягче, теплее.
— Лина, — произнёс он, и в этих двух слогах было что-то, что заставило моё сердце замереть.
И затем я услышал её. Её голос. Узнать его среди тысячи было бы проще простого.
— Мой лорд, — сказала она, и её тон был одновременно почтительным и тёплым.
Я сжался. Меня словно ударили.
Тишина. Она длилась слишком долго. Каждое мгновение этой пустоты было мучением, пока снова не раздался голос.
— Ты пришла вовремя, как всегда, — его голос был почти игривым, а затем смолк, уступая место её смеху.
Тихий, нежный смех Лины, который я не слышал раньше. Он был мягким, как касание шёлка, но для меня — острым, как нож.
Они говорили тихо, но я всё равно слышал каждое слово.
— Я волновался за тебя, — сказал он.
— Зачем, мой лорд? — спросила она.
— Мир вокруг полон опасностей, а ты так прекрасна, что привлекаешь их, как свет мотыльков.
Эти слова пронзили меня насквозь. Я закрыл глаза, стараясь не слушать, но их голоса проникали в меня, как ядовитый дым.
— А ты, Лина? Ты волновалась обо мне? — спросил он, и в его голосе было что-то, что нельзя было назвать просто интересом.
— Конечно, — ответила она, и её голос был таким тёплым, что внутри меня всё сжалось.
Я почувствовал, как по щеке скатилась слеза. Я не знал, что было сильнее — боль ревности или страх за неё.