Выбрать главу

Тишина снова заполнила пространство, но она была наполнена их присутствием. Я не мог их видеть, но знал, что они рядом. Я чувствовал их.

Я пытался не дышать, не двигаться. Но каждое их слово резонировало в моей голове, вызывая образы, которые я не мог прогнать.

Через какое-то время их голоса затихли. Я услышал, как открывается дверь, как лорд что-то говорит гвардейцам.

И только когда их шаги исчезли вдали, я позволил себе вдохнуть.

— Лина… — прошептал я, чувствуя, как внутри всё разрывается на части.

Я поднялся, пошатываясь. Глаза уже немного привыкли к темноте, и я начал искать выход.

Стены были холодными, покрытыми влагой. Я шёл, касаясь их, пока не наткнулся на узкую щель, через которую проникал слабый свет.

— Есть выход, — сказал я себе, словно убеждая, что надежда ещё есть.

Сердце стучало, как барабан, но я не останавливался. Единственная мысль гнала меня вперёд: я должен выбраться.

Я шёл, цепляясь за стены, как утопающий за последний кусок дерева. Холодный камень под пальцами был скользким, будто дышал, отталкивая меня. Каждый шаг отдавался гулом в моей голове, но не от звука, а от мыслей, которые я не мог остановить.

"Почему я оказался там? Зачем я это услышал?"

Ответов не было. Только пустота, которая, казалось, заполнила всё вокруг, как туман после дождя.

Я обвёл взглядом мастерскую. Манекен стоял в углу, на нём висел камзол, над которым я так долго работал. Его узоры, сложные и замысловатые, казались теперь чужими, словно они принадлежали другому миру. Стол был завален нитками и тканями, остатки работы всё ещё ждали своей очереди, но их хаос уже не вызывал во мне привычного вдохновения.

Работа.

Это слово было как спасительный луч, пробивающийся сквозь тьму. Я знал, что только работа могла вернуть мне равновесие, вернуть мне себя.

Я подошёл к столу, провёл рукой по ткани. Её мягкость успокаивала, как прикосновение старого друга. Здесь, в этих стенах, я мог забыть обо всём, что было снаружи. Здесь я был в безопасности.

Я взял иглу, нитки, разложил их перед собой. Мои руки двигались автоматически, как будто они знали, что делать, даже если разум отказывался.

— Это не важно, — прошептал я, наклоняясь над тканью. — Важно только это.

Каждый стежок, каждый шов возвращал мне ощущение контроля. Здесь, в своей мастерской, я был хозяином. Только здесь я мог быть собой.

В голове всё ещё звучал её голос, но я гнал его прочь. Лорд, Лина, их слова — всё это оставалось за пределами этих стен.

— Ты хороший мастер, — прошептал я, повторяя слова лорда, как мантру.

Игла скользила по ткани, нитки ложились ровно, а я вновь чувствовал, как мир обретает смысл.

Работа была моим спасением, и я снова отдался ей полностью, забывая обо всём остальном.

Тени

Когда дверь в мастерскую с глухим скрипом отворилась, я сидел за столом, склонившись над тканью, словно погружённый в иной мир. Воздух был густ от запаха воска и шерсти, а свет свечей, колеблющийся в полумраке, отбрасывал длинные тени на стены, уставленные полками с инструментами и рулонами ткани. Плащ, над которым я трудился всю ночь, лежал передо мной, его поверхность переливалась, словно живая, а узоры, едва заметные на первый взгляд, начинали проявляться, как будто подчиняясь неведомой силе, скрытой в моих пальцах. Каждый стежок, каждая нить казались частью чего-то большего, чего-то, что я не мог до конца понять.

На пороге стояли двое гвардейцев. Их тяжёлые шаги, гулко отдававшиеся по деревянному полу, и металлический звон лат нарушили тишину мастерской. Их лица, озарённые тусклым светом свечей, выражали недовольство, а глаза, холодные и подозрительные, словно искали малейший повод для обвинения. Один из них, более крупный, с грубыми чертами лица, уже открыл рот, чтобы заговорить, но его голос прозвучал раньше, чем я успел поднять голову.

— Какого чёрта?! — его крик разорвал тишину, как удар грома. Лицо гвардейца покраснело от гнева, а глаза метали молнии, словно он готов был тут же схватить меня за горло. — Ты!

Я медленно поднял голову, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри всё сжалось, как пружина. Мои пальцы, всё ещё касающиеся ткани, дрожали, но я не позволил этому проявиться. Голос, который я услышал, был моим, но звучал так, будто принадлежал кому-то другому.