— Она достойна только лучшего, — сказал он, и в его голосе была гордость, смешанная с чем-то более глубоким, почти собственническим. — Я хочу, чтобы ты сшил для неё платье. Платье, в котором она будет сиять так же ярко, как её господин.
Моя голова закружилась. Он говорил о ней так, словно она уже принадлежала ему. Словно её воля и желания ничего не значили. А я… Я был тем, кто должен был своими руками подготовить её к этому. Мои пальцы, которые так часто касались ткани, теперь казались чужими, словно они уже не принадлежали мне.
— Конечно, лорд, — услышал я свой голос, хриплый, надломленный. — Я сделаю всё, что в моих силах.
Лорд, казалось, не заметил моего состояния. Он обошёл мастерскую, прикоснулся к одной из тканей, а затем остановился напротив меня. Его взгляд, холодный и пронзительный, впился в меня, словно изучая каждую черту моего лица, каждый шрам на моей душе.
— Я в тебе не сомневаюсь, — сказал он, и в его словах было столько уверенности, что мне стало не по себе. — Ты ведь всегда оправдываешь ожидания.
Я кивнул, не в силах сказать ни слова. Его присутствие давило на меня, как тяжёлый камень, и я чувствовал, как моё дыхание становится прерывистым.
— Ты хороший мастер, — заключил он и, сделав шаг к двери, обернулся. — Удиви меня. И её.
Дверь закрылась за ним с глухим стуком. Я остался один. Моё дыхание стало тяжёлым, грудь сжимала острая боль. Лина… Невеста лорда. Эти слова звучали в моей голове, как проклятие, от которого невозможно избавиться.
Я упал на стул, закрыв лицо руками. Ткань на столе, которую я недавно выбирал для очередного подкладки, казалась мне теперь чужой. В голове вспыхивали образы — Лина в белом платье, её смех, её взгляд, её рука в руке лорда. Это было невыносимо.
Мир вокруг казался зыбким. Стены мастерской словно нависли, стали ближе. Вокруг раздался еле слышный шёпот — мягкий, вязкий, как туман. Я обернулся, но никого не было. Только ткань на столе, которая странным образом изменилась. На ней появились узоры — тёмные, извивающиеся, будто живые.
Я коснулся платка на своей шее. Липкий. Влажный. Я отдёрнул руку, сердце застучало быстрее. Шёпот стал громче, настойчивее.
— Нет, нет, это всё в моей голове… — прошептал я, вцепившись в край стола.
Но платок… Он был тёплым, словно кровь, что когда-то впиталась в его ткань. Шёпот смолк, и я остался один, окружённый тихим ужасом.
Знакомство с портным XI
Платье для Невесты
Мастерская будто дышала вместе со мной, каждый мой вдох и выдох отдавались в стенах гулким эхом, словно само помещение было живым существом, следящим за каждым моим движением. Тени от свечей двигались плавно, но неестественно, словно их контролировала невидимая сила, играя с моим восприятием. Они извивались, как тёмные ленты, то приближаясь, то отдаляясь, создавая иллюзию, что за моей спиной кто-то стоит. Я знал, что это лишь игра света, но от этого не становилось легче.
Ткань на столе больше не была обычной. Её узоры, тёмные и глубокие, складывались в образы, которые мне не хотелось разглядывать. Линии сплетались в нечто жутко знакомое: деревья с голыми ветвями, окровавленные пальцы, руки, что держали белую фату. Это был мой будущий труд — и моя неизбежная боль. Каждый стежок, который я делал, казалось, вёл меня ближе к чему-то, чего я не мог избежать.
Я попытался отвернуться, но взгляд всё равно возвращался к ней. Ткань будто звала меня, манила, заставляя смотреть на узоры, которые становились всё более чёткими. Я встал, пытаясь прогнать мысли, но они цеплялись за меня, как колючки. Взял свечу, прошёлся по мастерской, но шёпот остался со мной, где бы я ни был. Он не был громким, но врезался в голову, проникая глубже, чем обычные звуки. Это был шёпот, который я слышал только в самые тёмные ночи, когда оставался один на один с собой.
— Прочь… — выдохнул я, но комната не ответила. Вместо этого свет внезапно погас. Свеча в моей руке потухла, оставив меня в кромешной тьме. Я попытался вдохнуть, но воздух стал тяжёлым, будто вязкий туман наполнил лёгкие. Сердце заколотилось, и я почувствовал, как холодный пот стекает по спине.
И тогда я услышал это снова.
Чавканье.
Оно доносилось из углов, из-под стола, с потолка. Сначала тихое, едва уловимое, но вскоре становилось всё громче. С каждым ударом сердца звук наполнял мастерскую, пока не стал невыносимым. Я зажал уши руками, но это не помогло. Звук был внутри меня, как будто он исходил из самой глубины моей души.