— Великолепно, — сказал он, и в его голосе звучало неподдельное восхищение. Его волчьи глаза светились азартом. Он подошёл ближе, протянул руку, едва касаясь ткани. Его пальцы скользнули по поверхности, как будто он проверял, реально ли это. — Ты превзошёл себя, — добавил он, повернув голову ко мне.
Я лишь кивнул, чувствуя, как слова застревают в горле. Мои руки, всё ещё дрожащие от усталости, сжались в кулаки. Я не мог смотреть на него, не мог смотреть на то, как он восхищается тем, что я создал для неё. Для Лины.
Лина вошла следом. Её шаги были лёгкими, но каждый звук отдавался в моём сердце, словно удары молота. Она остановилась рядом с лордом, её взгляд задержался на платье. Её глаза, такие тёплые и знакомые, расширились от удивления, а губы слегка приоткрылись.
— Оно… прекрасно, — прошептала она, и в её голосе было столько искренности, что мне стало больно.
— Попробуй его, — сказал лорд, жестом указывая на платье. Его голос был властным, но в нём чувствовалось нетерпение. Он хотел увидеть её в этом платье, хотел, чтобы она сияла, как драгоценность, которую он мог выставить напоказ.
Лина на мгновение замялась, но затем послушно подошла к манекену. Я не двигался, не дышал, когда она осторожно сняла платье с деревянных плеч и ушла за ширму. Моё сердце билось так громко, что я боялся, будто они услышат его. Я стоял, словно прикованный к месту, и смотрел на ширму, за которой скрывалась она.
В комнате повисла напряжённая тишина. Лорд продолжал рассматривать мои руки, будто мог прочесть по ним все мои мысли. Его взгляд был тяжёлым, как камень, и я чувствовал, как он давит на меня.
— Тебе повезло, что ты здесь, — сказал он вдруг, его голос был тихим, почти шёпотом. — Не забывай, кому ты обязан.
Я кивнул снова, чувствуя, как слова давят на меня, как тяжёлый груз. Он был прав. Я был здесь только благодаря его милости, и я никогда не должен был забывать об этом. Но в глубине души я знал, что это не милость. Это была ловушка, из которой я не мог выбраться.
Когда Лина вышла из-за ширмы, я замер. Она была… невероятна. Платье облегало её фигуру, подчёркивая каждую линию, каждый изгиб. Тёмная ткань переливалась, как ночное небо, а камни на груди сияли, словно звёзды. Она выглядела как королева, как богиня, но в её глазах я увидел что-то другое. Что-то, что не принадлежало этому миру.
— Ты… — начал я, но слова застряли в горле.
Лина улыбнулась, но её улыбка была грустной, как будто она понимала, что это платье — не просто одежда. Это был символ, символ её новой жизни, жизни, в которой мне не было места.
Платье, что я сшил, обволакивало её фигуру, подчёркивая каждую линию, каждый изгиб, словно созданное не руками человека, а самой природой. Камни на груди мерцали мягким светом, как звёзды, затерянные в ночном небе, а узоры на ткани оживали, двигаясь едва заметно, словно подчиняясь ритму её дыхания. Она выглядела не как невеста, а как богиня, сошедшая из древних легенд. Её образ был настолько совершенен, что казалось, будто она принадлежит другому миру, миру, в котором мне не было места.
Мир вокруг начал расплываться. Моё сердце стучало так громко, что я слышал только его удары. Они отдавались в висках, в груди, в каждом уголке моего тела, как будто пытались вырваться наружу. Я машинально дотронулся до платка на шее, сжал его, как утопающий цепляется за спасительный круг. Пальцы скользнули по ткани, ощущая её влажность. Она была мокрой от пота, а когда я опустил взгляд, то увидел на пальцах тёмные следы. Кровь. Засохшая, но всё ещё липкая.
Я снова поднял глаза на Лину. Она стояла перед зеркалом, поправляя платье. Её лицо светилось счастьем, но это счастье было чужим для меня. Оно принадлежало лорду, его миру, его власти. Я не ревновал. Я не злился. Но что-то внутри меня рушилось, как будто последняя опора, на которой я держался, рассыпалась в прах.
Платье… Это платье, моё творение, больше не принадлежало мне. Оно ожило, оно подчинило себе всё. Лина была в нём не просто невестой лорда. Она была чем-то большим, чем я мог понять. Её образ сливался с узорами на ткани, которые двигались, как живые, создавая иллюзию, что она сама стала частью этого платья, частью чего-то древнего и могущественного.
Я сжал платок ещё сильнее, чувствуя, как ткань впивается в пальцы. Мои руки дрожали, но я не мог их остановить. Грудь сдавило так сильно, что мне казалось, я задыхаюсь. Воздух стал густым, тяжёлым, как будто мастерская наполнилась туманом, который душил меня изнутри.