— Я не позволю этому случиться, — прошептала она, будто больше себе, чем кому-то другому. Её голос был тихим, но в нём чувствовалась стальная решимость. Она верила, что может что-то изменить, что-то исправить. Её вера была такой сильной, что казалось, будто она может остановить саму судьбу.
Я молчал, глядя на неё. Её решимость казалась мне чуждой. Она верила, что может что-то изменить, что-то исправить. Я же знал, что все мы уже мертвы. Просто ещё не дошли до конца пути. Мои руки, всё ещё покрытые грязью и кровью, лежали на коленях, и я чувствовал, как они дрожат. Но это была не дрожь страха. Это была дрожь отчаяния.
Телега продолжала катиться, подпрыгивая на ухабах, и каждый толчок напоминал мне о том, что конец близок. Мы ехали вперёд, но куда? К чему? Я не знал точно. И, возможно, даже не хотел знать.
Девушка снова опустила голову, её руки всё ещё сжимали живот. Парень сидел рядом, его взгляд был опущен, но я видел, как его челюсть напряжена, как он сжимает зубы, чтобы не закричать. Они были так молоды, так полны жизни, но их судьба уже была предрешена. Как и моя.
Гвардейцы продолжали ехать впереди, их фигуры, освещённые последними лучами заходящего солнца, казались огромными и угрожающими. Они были нашими палачами, но в их глазах не было ни злобы, ни ненависти. Только холодное равнодушие.
— Скоро, — снова пробормотал один из них, и его слова прозвучали как последний приговор.
Я закрыл глаза, чувствуя, как платок на моей шее становится всё тяжелее. Он был моим последним напоминанием о прошлом, о том, что я когда-то был кем-то другим. Но теперь это прошлое казалось таким далёким, таким ненужным. Мы все были просто дичью, и наша судьба была предрешена.
Телега продолжала катиться вперёд, увозя нас всё ближе к концу. И я знал, что этот конец будет страшным. Но, возможно, это было лучше, чем продолжать жить в этом мире, где надежда была лишь иллюзией.
Повозка тряхнулась, и впереди замаячил знакомый холм. Тот самый холм, где когда-то лорд впервые посмотрел на меня, как на мастера, холм, где мою жизнь разменяли на мой труд. Теперь это место стало ареной, где разыграется мой конец. Холм, который когда-то казался символом надежды и нового начала, теперь был лишь напоминанием о том, как я потерял всё. Его очертания, освещённые закатным солнцем, казались зловещими, как будто сама земля знала, что здесь произойдёт.
Когда мы остановились, гвардейцы с грубостью вытащили нас из повозки. Ноги едва слушались, и я пошатнулся, но устоял. Мои мышцы, ослабленные долгими днями без сна и еды, дрожали, но я не позволил себе упасть. Девушка помогла себе спуститься, опираясь на руку парня. Её движения были осторожны, но в глазах горело нечто большее, чем страх. Она была сильной, даже если сама этого не осознавала. Парень, напротив, выглядел подавленным, его лицо было бледным, а глаза пустыми, словно он уже смирился с тем, что ждёт нас впереди.
Вокруг было шумно. Лагерь гвардейцев развернулся у самого подножия холма. Дым костров поднимался в воздух, а откуда-то доносился смех. Это был смех людей, которые знали, что они в безопасности, что они — охотники, а мы — их добыча. Стол с едой уже ждал нас, но меня мутило от одного взгляда на него. Запах жареного мяса и свежего хлеба смешивался с горечью в моей груди. Я не мог есть. Не хотел.
Девушка, напротив, посмотрела на пищу с голодным блеском в глазах. Она была беременна, и её тело требовало пищи, даже если разум сопротивлялся.
— Нам нужно поесть, — сказала она, обращаясь скорее к нам двоим. — Мы не выдержим без сил.
Парень кивнул, но я лишь отвернулся. Мои руки, всё ещё покрытые грязью и кровью, лежали на коленях, и я чувствовал, как они дрожат. Я не мог есть. Не мог даже думать о еде.
— Ты тоже должен поесть, — обратилась она ко мне, её голос звучал мягко, но твёрдо. Она смотрела на меня, и в её глазах читалась забота, которая казалась мне такой чуждой.
Я промолчал, усевшись на камень в стороне. Моё тело казалось слишком тяжёлым, чтобы двигаться. Я смотрел на свои руки, вспоминая, как они держали иглу, создавая красоту. Теперь они лишь тряслись, бессильные что-либо изменить.
— Делай как хочешь, — бросила она, и в её голосе прозвучало разочарование. Она пошла к столу, вместе с парнем, оставив меня в одиночестве. Я смотрел на них, как они ели, как их лица на мгновение расслаблялись, и чувствовал, как что-то внутри меня сжимается. Они всё ещё верили, что могут выжить. Я же знал, что это иллюзия.