зато из шейновского варианта (№ 63) заимствовал такие слова, которых нет ни в одном из предыдущих:
Текст — явно испорченный, так как согласно канону фольклора «деверёчек» должен всегда выступать в одной паре с «золовушкой». Некрасов исправил испорченный текст, и тогда у него получилось:
Кроме того, был и еще недостаток во всех процитированных выше вариантах фольклора: эмоциональная сила той брани, с которой «роденька» «набрасывалась» на прибывшую вместе с крестьянином его молодую жену, постепенно слабела и падала: после того как женщину обвинили в том, что она «людоедица», мелкими и слабыми кажутся обвинения в том, что она — всего лишь «щеголиха». Здесь не выдержано обычное построение народных сказочных и песенных текстов, основанное на постепенном усилении эмоционально-смысловых элементов, Некрасов внес свои коррективы и сюда: возрастающая градация эпитетов установлена им с самой строгой последовательностью:
После чего, опять-таки вопреки всем известным народно-песенным текстам, следует вне этой схемы анонимная брань (без прикрепления к тому, кто произносит ее):
Исследовав генезис только что процитированного нами отрывка из поэмы «Кому на Руси жить хорошо», мы увидели, что Некрасов, во-первых, счел нужным свести воедино несколько дошедших до него текстов; во-вторых, устранил все повторы; в-третьих, усилил и упорядочил рифмы; в-четвертых, устранил малоупотребительные областные слова; в-пятых, перестроил композицию отдельных частей, — словом, внес в эту переработку фольклорных материалов столько личного творчества, что стихи стали в полном смысле слова некрасовскими, причем замечательно то, что переработал он их все-таки в духе фольклора, вполне сохраняя присущий им народно-поэтический стиль, так что весь этот фрагмент его поэмы можно принять за одиннадцатый вариант той же песни, созданной в народной среде.
Еще более существенны те перемены, которые он внес в содержание этого фольклорного текста. Верный своему методу литературной селекции, Некрасов счел нужным отбросить многозначительный конец этой песни, изображающий тот гневный отпор, который оскорбленная женщина дала своей новой семье. Едва лишь она услышала, как ругает ее эта семья, она (судя по некоторым материалам фольклора) ответила своим поносителям еще более яростной руганью. Впрочем, эта ругань приводится далеко не во всех вариантах. В одних молодая говорит не без кротости:
В иных же она не только никому не спускает обиды, но, защищаясь от обрушившихся на нее неприязненных слов, сама переходит в наступление:
В дальнейшем, как видно из песни, она переходит от слов к кулакам. Смелый протест молодой беззащитной женщины, только что введенной в чужой дом, не мог, конечно, не вызвать симпатии Некрасова. Но он предпочел не воспроизводить этих стихов, так как изображенный в них протест совершенно не соответствовал обычным нормам реальной действительности.
Весь этот бунт «молодухи» против тирании ее новой семьи существовал чаще всего лишь в воображении обижаемой женщины и принадлежал к области вымыслов, которыми она утешала себя. То была не подлинная месть, а мечта о мести, почти невозможной в традиционных условиях патриархального семейного быта.