Выбрать главу

Впервые Некрасов воспроизвел это выражение еще в первоначальном варианте водевиля «Актер», то есть за тридцать пять лет до того, как оно вошло в его поэму. Один из персонажей «Актера», саратовский помещик Кочергин, говорил по поводу своей игры на бильярде:

Хоть на три тысячи изволь — Вовек не праздновал я трусу. (IV, 127)

Можно было бы привести еще несколько таких же малозаметных деталей, но и приведенных достаточно, чтобы прийти к заключению, что, приступая к писанию своей народной поэмы, Некрасов обладал материалами, которые начал копить за тридцать пять лет до того, в самом начале своего литературного поприща.

13

Говоря о наблюдаемом в поэзии Некрасова сплаве «культурной» лексики с лексикой устного народного творчества, нельзя не сказать хотя бы несколько слов об одной чисто народной грамматической форме, которая наблюдается у него чаще, чем у какого-нибудь другого поэта.

Напомним одно из самых ранних стихотворений Некрасова:

Украшают тебя добродетели, До которых другим далеко, И — беру небеса во свидетели — Уважаю тебя глубоко... (I, 11)

Здесь нам кажется чрезвычайно типичной одна небольшая деталь: обращение автора к своему персонажу на ты:

Украшают тебя добродетели.

Это местоимение ты очень часто фигурирует в поэзии Некрасова и придает ей особый характер, который, как мы ниже увидим, свидетельствует о ее близости к фольклорному творчеству.

Нередко бывало, что едва Некрасов упомянет то или иное лицо, ему не терпится возможно скорее обратиться к этому лицу с прямою речью, вступить с ним в живое общение, превратить холодное он или она в пылкое, взволнованное ты.

Чтобы убедиться в том, сколько свежей эмоциональной энергии вносило это внезапное превращение третьего лица во второе, стоит вспомнить хотя бы стихотворение «Похороны», где после девяти четверостиший, повествующих о заезжем охотнике, застрелившемся в захолустной деревне («Осмотрел его лекарь скорехонько»), поэт начинает обращаться к нему с прямой непосредственной речью:

Что тебя доконало, сердешного? Ты за что свою душу сгубил? (II, 117)

Этот переход от он или она к ты создает впечатление живейшего участия автора в происходящих событиях и вызывает у него ту взволнованную дикцию, без которой стихотворение звучало бы гораздо равнодушнее. В знаменитых стихах о жнице поэт сначала наблюдает ее со стороны, и она для него «третье лицо»:

Слышится крик у соседней полосыньки, Баба туда — растрепалися косыньки, — Надо ребенка качать! (II, 153)

И вдруг обращается непосредственно к ней:

Что же ты стала над ним в отупении? Пой ему песню о вечном терпении, Пой, терпеливая мать!.. (II, 153)

Иногда это превращение третьего лица во второе происходит у него на протяжении двух строк:

В добрую пору дитя родилось, Милостив бог! не узнаешь ты слез! (II, 143)

Или:

Вспомним — Бозио. Чванный Петрополь Не жалел ничего для нее. Но напрасно ты кутала в соболь Соловьиное горло свое, Дочь Италии! (II, 211)

Чаще всего он обращает это внезапное ты к тем, кому сочувствует, к искалеченным жизнью, погибающим людям:

Ты ему сердце свое отдала... Сколько ночей ты потом не спала! Сколько ты плакала!.. (I, 146-147)
Здесь ты свила себе гнездышко скромное... Ну, а теперь ты созданье бездомное. (II, 145)
Я задремал. Ты ушла молчаливо, Принарядившись, как будто к венцу. (I, 42)

И таковы же все его обращения к страдалице-матери:

Всю ты жизнь прожила нелюбимая, Всю ты жизнь прожила для других. (II, 95)