Создается такое впечатление, будто автор то и дело вступает в разговор со своими героями, вмешивается лично в их жизнь, то бросает им прямо в лицо обвинения, то ободряет их, утешает, ласкает. Он для них не посторонний, не объективный созерцатель их дел и поступков. Он — один из них, он — соучастник их жизни, и оттого всякий раз, когда тот, о ком он говорит, становится непосредственным его собеседником, кажется, будто нежные или гневные чувства возникают в ту самую минуту, когда он описывает то или иное событие. Это местоимение ты изменяет категорию времени; здесь не прошлое, давно миновавшее чувство, здесь эмоция настоящего времени. Как будто все, что изображает поэт, происходит у него на глазах, вот сейчас, так что прошедшее время становится вдруг настоящим.
Когда, например, Некрасов повествует о том, как дети грабят родного отца, и, обращаясь к этому старику, говорит:
создается иллюзия, что злое дело происходит сейчас, как это бывает в театре, где минувшее всегда воспринимается зрителями в качестве происходящего у них перед глазами сейчас.
Таковы же его обращения к родине. Для него она — живое лицо, с которым он находится в постоянном общении. Отсюда его всегдашние взывания к ней: «Родина милая, сына лежачего благослови, а не бей!» (11,527). «Родина-мать! я душою смирился, любящим сыном к тебе воротился» (I, 111). «Родина-мать! по равнинам твоим я не езжал еще с чувством таким!» (II, 143). «Прости меня, страна моя родная» (II, 366). «Мать-отчизна! дойду до могилы, не дождавшись свободы твоей!» (II, 107). «О матушка-Русь! ты приветствуешь сына...» (II, 319).
И его родная река для него не только она, но и ты:
И родной дом:
И русский народ: «Ты любишь несчастного, русский народ!» (III, 80). «Народ герой! в борьбе суровой ты не шатнулся до конца» (II, 44). «Народ! народ! Мне не дано геройства служить тебе» (II, 369).
Здесь в этой склонности Некрасова превращать третье лицо во второе проявилось наисильнейшее влияние устного народного творчества. Как известно, народ в своих песнях постоянно обращается с местоимением ты или вы ко всему, что у него перед глазами.
«Ты, заря ль моя, зорюшка!» — «Ты, поле мое, поле чистое!» — «Ты, дубровушка, ты зеленая». — «Долина ты моя, долинушка». — «Ты, пчела ли моя, пчелонька!» — «Ты, береза моя кучерявая». — «Спасибо тебе, банюшка». — «Вы падите-тко, горючи мои слезушки».
Едва только народный певец упоминает о каком-нибудь лице или предмете, он обращается к ним непосредственно с прямой речью, так что из объектов его созерцания они становятся живыми участниками его обихода, его собеседниками. Если, например, в песне появилось упоминание о ведрах:
можно заранее сказать, что в одной из ближайших строк появится прямое обращение к ведрам:
А если в песне упомянута гармонь, можно заранее сказать, что в одной из ближайших строк появится прямое обращение к ней:
Эти особенности народного творчества очень отчетливо представлены в поэме Некрасова «Мороз, Красный нос», героиня которой разговаривает с живыми и неживыми предметами: