Ритм песни до того связан с ее содержанием, что так и видишь озорные глаза этих смеющихся девушек. Тот, кого они называют худым стариком, едва достиг двадцатилетнего возраста.
Твардовский сохранил в своем новом варианте фольклора этот традиционный обряд, — не потому ли, что обряд этот исполнен такого веселья, которое, по мысли поэта, вполне гармонирует с фольклором советской эпохи? Зато печальные, тягучие песни, — главным образом причитания и плачи, — которые вносили столько грусти в прежний ритуал крестьянской свадьбы, здесь начисто отметены самой жизнью. Причина этого указана в той поздравительной речи, которую в поэме Твардовского произносит председатель колхоза:
Это-то «хорошее», «новое» нашло свое выражение в том новом фольклоре, который с такой творческой силой, с таким мастерством воссоздан в «Стране Муравии» — в стихах ее восемнадцатой, «свадебной», главы. Стихи эти так народны, что не было бы ничего удивительного, если бы колхозные свадьбы стали справляться по этим стихам. Старые свадебные обряды не знали частушек: их не было в репертуаре народа. Но здесь, на свадьбе, изображенной Твардовским, частушка, как и в подлинной жизни народа, занимает заметное, чуть ли не первое место. Ее поет и та «бедовая» девушка, что танцует на свадьбе чечетку:
и «затейная» Аксюта Тимофеевна:
Некрасов не знал этих залихватских частушечных форм. Он не был бы выразителем настроений крепостного крестьянства, если бы в самой мелодике своей поэзии не передал скорбного звучания песен, порожденных тысячелетней неволей. Об этих песнях он сам говорил (в черновых рукописях поэмы «Кому на Руси жить хорошо»):
И восклицал (в тех же рукописях):
И мечтал дожить до новых песен, радостных, «как ведренный денек».
говорил он в окончательном тексте.
Теперь новые песни народа утратили свою былую заунывность, и, как мы видим, их форма приобрела новые качества. Заметно убавилось стародавнее их тяготение к протяжным словам, к дактилизации стиховых окончаний, к изобилию таких уменьшительных, как «кручинушка», «старинушка», «думушка», «кумушка» и т. д. и т. д.
Но самый пафос поэзии Некрасова продолжает жить и в новых песнях: та же органическая связь с современной, сегодняшней жизнью народа, та же оптимистическая вера в его «живучую правду», в неисчерпаемость его созидательных сил, в его великолепное, ничем не отвратимое будущее.
V. ЭЗОПОВА РЕЧЬ
На предыдущих страницах я пытался проследить по наиболее типичным деталям, как в художественном стиле Некрасова отражалась общественно-политическая жизнь его эпохи. Однако характеристика его стиля была бы неполной, если бы не был отмечен еще один стилеобразующий элемент его творчества, который определялся не столько системой его эстетических воззрений и вкусов, сколько теми условиями цензурного гнета, в которых ему, как и всем литераторам революционного лагеря, приходилось общаться со своими читателями.
Я говорю о так называемом эзоповском языке, при помощи которого поэт выражал свои сокровенные мысли и чувства.