Лакей тихо убирал со стола приборы. Фая приоткрыла штору и посмотрела в окно. Опять сбрасывали конденсат, так тихо, что он даже не стучал по стёклам, но лужи рябило, и по дорожке сада горничная прошла под зонтиком.
Водитель объявил:
— Конечная.
Лариса вышла из трамвая, тупо посмотрела вперёд и подумала: «Ну и глухомань». Всё вокруг казалось ржавым: и закат, и деревня, и поле. Только за полем серебрилась глухая железобетонная стена Бункера, к которой жалось селение Рийдо.
По зыбкому мостку она перешла ржавый ручей и по ржавой тропинке пошла к деревне.
Двор тоже показался ей ржавым. Навстречу спешила с огорода бабка и, вытирая о фартук землю с рук, смахнула слезу с загорелого морщинистого лица.
— Лариса… внученька моя… вернулась… теперь уж поди навсегда… ну, здравствуй, здравствуй… — обнимала и целовала её бабка. — Пойдём в избу, я тебя покормлю, Ларочка… внученька…
В доме пахло топлёной печкой. Бабка засуетилась: гремела ухватом, заслонкой, выставила на стол чугунок с картошкой.
— Чем тебя потчевать? Может, малосольного огурчика дать? У меня есть. Для тебя солила.
Бабка поставила перед ней тарелку с огурцами.
Лариса сидела на лавке и молчала.
— Сейчас я тебе молочка из подпола достану. Свежее. Козье, — хлопотала бабка.
— Бабушка, не надо. Я ничего не хочу. Я лучше лягу спать, — сказала Лариса.
— Ну, ложись, ложись. Завтра с рассветом на покос пойдём.
— Завтра я бы хотела отдохнуть.
— Вот и отдохнёшь. Косьба, она самый лучший отдых, — ласково приговаривала бабка, стаскивая с полатей лоскутное одеяло. — Я тебе ещё мешок сена внесу, от сенного духа спать будешь сладко, крепко.
Лариса закрыла лицо руками и зарыдала. У её ног тёрся старый чёрный кот, он выгибал спину и хоркал, прижмуривая один желтый светящийся глаз и один мутный, затянутый бельмом.
Скрипя половицами, бабка подошла к внучке и, гладя её тёмной шершавой рукой по голове, легонько толкнула ногой кота:
— Узнал, шельмец. Поди, поди, не до тебя сейчас.
Вечером Фая босиком слонялась по комнатам дома и, вспоминая Масту, думала: «Мне без него неповадно».
За дверью гардеробной она услышала флейту и голос матери. Приоткрыв дверь, заглянула: в углу играл флейтист, мать перед зеркалом примеряла новые платья, вокруг неё увивался неказистый модельер.
— Можно? — спросила Фая.
— А-а-а, Фая! Ну-ка, посмотри на мои обновы.
Фая вошла и села в кресло.
Не отрываясь от примерки, мать одновременно начала наставительно говорить:
— Ты стала совсем большой. Девочки взрослеют быстрее, чем мальчики. Никита
ещё ребенок, а ты… ты должна знать себе цену. Помни: ты дорогая женщина. И тебе
нужен богатый мужчина, который сможет тебя содержать, развлекать, дарить ценные вещи…
Мать кружилась перед зеркалом в одном наряде, потом заходила за ширму, молниеносно с помощью модельера переодевалась и выплывала — уже в другом. Опять кружилась, прихорашивалась, любуясь собой, а перед ней ходил, кружился и угодничал тощий модельер.
Фая, прищурясь, смотрела на движения матери как на грациозный танец сытой хищницы.
— А любовь — вещь лишняя. Любовник — это другое. И если у женщины есть голова на плечах, у неё будет и любовник. Запомни: все мужчины одинаковы, и все они устроены примитивно: кроме постели их ничего не волнует. Мужчина — это животное, но любит, чтобы с ним обращались, как с Богом. Мой тебе совет: прикинься овцой, это Государю понравится. Будь с ним ласковой, во всём ему потакай, угождай, а уж потом своё возьмёшь. Главное сейчас — не упустить случай. Лови момент. Ты на пороге счастья. Когда я с твоим папой гуляла, знаешь, какой я была паинькой! Он до сих пор, когда вспоминает, плачет. Говорит: «Вспомни, какой ты была и во что ты превратилась». Главное — выйти замуж, а там своё наверстаешь: будешь закатывать сцены ревности и коварства. В душе ты должна чувствовать себя роковой женщиной, быть уверенной в себе. В уверенности — залог успеха. Сбывается только то, в чём ты уверена. Это простая истина.
— А где папа?
— Папа? — Мать остановила свои кружения, модельер с флейтистом тоже выжидательно замерли. — А-а-а… папа! Папу срочно вызвали на работу. Что-то там стряслось. Кажется, Бункер дал трещину. Но точно не знаю. Я не вникала. — И сузив свои раскосые глаза, внимательно посмотрела на Фаю: — От Государя тебе ещё не было приглашения?
— Нет, мама.
— Ты, наверное, устала?
— Да, мама.