- Он сказал, чтобы мы шли скорее туда, откуда он пришел, там какой-то человек.
- Какой-то человек... - задумчиво произнес Сухов и тут же добавил, - но как и зачем человек очутился в этих краях, в такую погоду?
Дальнейший разговор был без надобности, подстегнув лошадей, что из последних сил взобрались на сопку, купцы приметили лежащего без сознания человека. Обступив его со всех сторон, они внимательно его осмотрели, и хотя незнакомец, одетый в невиданную одежду, был еще жив, однако, силы его оказались на исходе и в такую вьюгу он долго не протянул бы. С помощью туркмен Тимофей Яковлевич взвалил незнакомца на спину верблюда меж горбами и, повелел немедленно делать привал в тихой низине, сокрытой со всех сторон пологими холмами. Сняв тяжелые тюки с верблюдов и стреножив лошадей, несказанно обрадовавшихся долгожданному отдыху, купцы насыпали ячменя животным и вместе с туркменами поставили войлочную юрту, где могли насытиться и переждать непогоду.
За дверным пологом завывал пронизывающий ветер, огонь, над которым в ледяном котле варилась похлебка, трепетал-танцевал от его порывов и тогда уродливые тени черными силуэтами отпечатывались на мягких стенах юрты. Когда вода в котелке закипела, один туркмен бросил в него мелко нарезанные кубиками куски баранины, перемешал их деревянной ложкой. Остальные, терпеливо дожидаясь ужина, уселись полукругом возле больного, пристально всматривались в его застывшее в муке лицо, и лицо это было еще по-детски округлое, едва заметный пушок очернил полоской над верхней губой, волосы оказались сбриты, лишь две короткие черные косички свешивались за ушами на плечи. Тимофей Яковлевич какое-то время раздумывал - как старшему и главному за ним оставалось последнее слово, внутри что-то сжалось при взгляде на покинутого всеми юношу, почти мальчика, невольно в памяти перед мысленным взором пронеслись воспоминания о его родных, горячо любимых детях, которых оставил он на попечение трудолюбивой жены - женщине образованной и довольно умной, обещая им перед дорогой вернуться живым и невредимым, с котомками, полными подарков. А ныне, когда путь домой был слишком долог и никто не ведал, что ждет караван впереди, Сухов в единый миг осознал, что сохранит жизнь юноши, не даст ему пропасть в этом Богом забытом месте. Ловким движением купец расстегнул верхний край его длинного кафтана и все заметили спёкшуюся кровь там, где тонкими линиями уходили ключицы. Старательно обработав рану, проводник-туркмен зло выругался, что-то разгоряченно проговорил Тимофею Яковлевичу:
- Шайтан! - туркмен указал пальцем на юношу, затем полился поток непонятных фраз.
Михайлович перевел:
- Остерегаться нам надобно этого незнакомца, ибо он поганый, язычник из племени монголов, а все беды от них.
- Мы, купцы, и так слоняемся по заморским землям средь нехристей, одним больше - не беда, - строго ответил через переводчика Тимофей Яковлевич, хмурым взором обведя всех собравшихся - и своих, и чужих, добавил, - сего юношу я беру на свое попечение, иного быть не может.
Наступила тишина, то был приказ, который никто не смел оспорить.
Юрта наполнилась дымящим паром, стало жарко, а снаружи продолжала завывать свою протяжную-жалобную песню вьюга.
Ночью юноша зашевелился, издал слабый стон. Тимофей Яковлевич наполнил кружку горячей похлебкой, поднес ее к губам больного, тот сделал несколько глотков и когда горячее питье разлилось по нутру, приоткрыл глаза, огляделся мутным взором и вновь провалился во тьму.
- Ничего, касатик, будешь жить, будешь, - прошептал Сухов, растянув губы в подобие улыбки.
Через несколько дней переходов караван миновал туркменские степи, за которыми раскинулись селения из десяток домов с плоскими крышами. Благодаря торговой грамоте русские купцы миновали заставы и уже под чуткой охраной эмира благополучно добрались до границы России, и вот взорам их открылись родные, знакомые места с тонкими линиями рек и густыми темными лесами. На душе было радостно и в то же время тоскливо - чем ближе к дому, тем длиннее казался путь, и тогда воспоминания о теплом уютном доме сильнее затягивали душу в тугие силки. Каждый купец понимал: чем дольше находишься вдали от дома, тем ценнее он кажется тогда, когда переступаешь его порог после длительного странствия.
Тобольск встретил купеческий караван ликованием, мальчишки собрались со всех улиц узреть диковинные вещи из дальних стран, поглядеть хоть издали на роскошную восточную утварь, сияющей на солнце так, что глазам становилось больно.
Молодой монгол, закутанный в добротный халат, ехал подле Тимофея Яковлевича, искоса поглядывал на русских людей, про себя дивился их непривычному для него обличию, их светлым глазам и русым волосам, их одежде и быту: в том краю, откуда он родом, всё иначе. Весь тот путь, что проделал он с караваном, юношп держался тихо, даже робко, ослабленный после затяжной болезни, он, тем не менее, старался всячески помогать купцам, в особенности Тимофею Яковлевичу за спасение своей жизни. Через толмача поведал он как-то купцам, что охотился со своими на дзеренов да сбился с пути, долго блуждал по степи, не ведая дорог, а усталый конь более не слушался седока и в один миг, скинув его, умчался прочь, и если бы не караван, то его кости давно бы растащили дикие звери.