X глава
Дмитрий Васильевич стоял у ворот дома, тупым мутным взором глядел на белевшее строение с закрытой террасой, откуда рабочие мужики выносили картины, старую мебель, утварь и сумы с одеждой. Когда-то сие имение принадлежало ему - ему, его семье, ныне усадьбу окутывает молчание, гнетущее безмолвие безлюдного сада, а потом в нём раздадутся другие голоса чужих людей, но уже без него.
Рядом с ним, втягивая табачный дым, с беспечным, несколько безразличным лицом стоял Царин. Андрей Викторович довольствовался завершению сего утомительного неприятного дела, но как долго он знавал Корнильева, то похлопал его по плечу со словами поддержки, но чувствовал ли он за собой вину, о том никто не знал.
- Досадно, что так всё вышло. Если бы можно было наперёд знать судьбу, то...
- Соломки бы подстелил, - закончил Корнильев известную фразу и вновь впал в забытье, воротившись мысленно к ушедшим безвозвратно счастливым летам.
Его собеседник на миг замолчал, ибо почудилось ему в тоне Дмитрия Васильевича невысказанный жгучий упрёк. Как бы то ни было, размышлял Царин, моё дело было по-дружески предложить свои услуги, его дело - согласиться либо же отказаться: он выбрал второе, следовательно, моей вины здесь нет. В глубоких рассуждениях о справедливости и подлости, что составляло из покон веков сущность человеческую, умалив немного тем самым совесть, Царин проговорил с озадаченным-наигранным лицом: