Прошу прощения за эту сцену, - сказал старший брат римлянину.
- Не обращайте на меня внимания. Меня нет.
- Видите ли, если эту фанатичку не остановить, она тут всех загубит!
- Верный раб! Послушный раб! - не унималась сестра.
- Давайте я вас покормлю, - сказала Мария. - Все хотят есть.
- Кто хочет есть? Никто не хочет есть, - сказал старший брат.
- Не говори за всех, - сказал мальчик.
- Ты-то хоть помолчи.
- Все будут молчать, ты один будешь говорить, - сказала Мария.
- Да и ты, Мария... Вела бы себя как-то покультурнее.
- А что ты всем делаешь замечания! Все молчите, один он будет говорить! Никто ничего не понимает, он один все понимает! Он не хочет есть - никто не хочет есть! Он главнее всех, - возмутился мальчик.
- Сгинь, недотепа. Надоело. Никто не хочет понять... Сами не можете понять - послушайте других. Может быть, установим какой-нибудь порядок?
- А кто будет устанавливать? Ты? - спросила сестра.
- Почему бы и нет? Я, во всяком случае, старший.
- Не ты старший, не ты. Старшего дома нет, - сказала Мария.
- Слушай, Мария. Не хочу тебя обидеть, но ты припомни. Много он бывал дома? Часто ты его видела? Ему до вас и дела не было. Он был, так сказать, выше всего этого.
- Неправда! Неправда!
- Что неправда?
- Неправда! Он любил нас! Он всегда нас любил! Он и уходил из дому, а все равно нас любил. Он отовсюду нам посылал... Где бы Он ни был, он все равно нам посылал... Всегда.
- Что, что он вам посылал? Мария нашлась не сразу.
- Привет и ласку.
- Привет и ласку, - усмехнулся старший брат.
- Не смейся. Не надо смеяться.
- Что ты говоришь? - вмешалась женщина. - Ведь брат он тебе.
- Да, брат. Поэтому и говорю. Для вас это человек не от мира сего. Особенно теперь. Мертвых все умеют любить. А для нас он просто Иисус. И были у него обыкновенные человеческие недостатки. И достоинства. И были у него завихрения. А что касается меня, то я далеко не во всем с ним согласен. Случалось с ним и поспорить. Скажем, по вопросу...
- Любопытно, о чем же вы спорили? - спросил римлянин.
- Ну, это наши внутренние дела, - уклонился старший брат. - Во всяком случае, если бы он был жив, он и сам не захотел бы причинять неприятности своей семье.
Мария посмотрела на него с жалостью.
- Тяжко тебе будет жить. Ох, как тяжело...
- Ну, Мария, я вижу ты тоже научилась предсказывать. Почему же это мне будет тяжко жить?
- Считаешь, что вокруг тебя глупые люди. Трудно тебе будет с глупыми-то всю жизнь.
- Не понял.
Тем временем в дом вошел человек в пыльной дорожной одежде. У него ясное, сильное лицо. Это один из учеников Иисуса.
Мария бросилась к нему.
- Что? Что?
- На дорогах ни души. Иду по улицам Галилеи - никого, тишина, никто не работает, лавки заперты, все сидят по домам. Выглядывают в окошки, чего-то ждут. А чего ждать? Все, что должно было произойти, уже произошло.
- А что произошло? Слухи ходят, а толком никто ничего не скажет...
- Для того я пришел сюда, чтобы сообщить, что произошло. Потому что тебе теперь предстоит совсем другая жизнь. Теперь, Мария, ты будешь жить иначе.
- Ты уж не пугай меня...
- Вечером все мы, Его ученики, собрались как прежде за трапезой, чтобы вместе вспомнить учителя. Двери были заперты. Как вдруг Он появился среди нас - никто и не заметил как, когда - и сказал: "Мир Вам". Только два слова, больше ничего не сказал. На руках и ногах Его были раны от гвоздей. Но мы ничего не смогли сказать Ему в ответ. Мы растерялись. Хотя Он сам говорил нам при жизни: там, где соберутся во имя Его, Он будет между ними.
- Мне думается, он сказал это все же в переносном смысле, - заметил старший брат.
- И стол не накрыт, мало ли что, - заволновалась Мария, - вдруг заявится голодный. А то всегда так: забежит, нашлось что-нибудь - поест, а не сообразишь сразу - уже куда-то дальше пошагал.
Женщина бросилась к Марии, опустилась перед ней на колени. Мария испугалась.
- Ты что? Вставай сейчас же, что это тебе в голову взбрело!
- Мария, ты, Его мать, поймешь меня. Прости за просьбу такую... Мальчик мой, сын мой болеет. Все говорят, надежды нет. Устала я, устала. Укрепи меня в моей надежде! Благослови!
- Вот о чем я тебе говорил, - сказал ученик. - Теперь к тебе многие придут, Мать Божья. И те, кто не верил в Него, попозже, но придут.
- Да что мне делать с ней? Так и будем стоять?
- А ты возложи ей на голову руки и пожелай добра.
- Ну вот, возложила...
- Пожелала добра?
- А как же.
- Вот и все. А теперь, женщина, вставай и можешь идти. И рассказывай всем то, что я рассказал. И ссылайся прямо на меня.
Женщина поднялась с колен.
- Ну, Мария, думали ли мы... Вчера еще... Могли ли мы думать?!... обращаясь к сестре, - Что, девочка, можно ли было подумать?
Поцеловала ее.
- А вы ссоритесь. Разве можно сейчас ругаться? Подошла к старшему брату, поцеловала трижды.
- Сейчас все должны в мире жить. Поцеловала мальчика, тот смутился.
- Отворачивается... Да что ты отворачиваешься, твой брат воскрес! В такой день все могут целоваться! Иисус воскрес!
Поцеловала и римлянина.
- Иисус воскрес!
- Ладно, иди, - сказал ученик. - Только будешь рассказывать - не путай ничего. А то сейчас начнут добавлять своего, кто во что горазд, что было, чего не было. Иди и говори громко, не бойся, теперь пускай они боятся!
Женщина пошла. Ученик в двери провозгласил:
- Люди, выходите! Распахните двери, теперь бояться нечего!
Слышится голос женщины:
- Люди, выходите! Теперь бояться нечего! Теперь пусть они боятся! Иисус воскрес! Теперь все переменится! Теперь всем воздается! Иисус воскрес!...
Ученик обратился к Марии:
- Людей не бойся, кому нужна помощь - помоги.
- Как я могу. Я не умею ничего...
- Сумеешь.
- Да уж поверь, что не сумею. Если он больной. Или она бесплодная. Что же я могу поделать? Только позориться. Я и сказать им ничего не могу.
- Но Он ведь твой сын.
- Ну, мой.
- Бог почему-то именно тебя избрал для этого?
- Ну, меня...
- Почему так случилось? Мы, сознаться, думали над этим. Пытались постичь. Некоторые, честно говоря, дивятся. Действительно, есть женщины и поумнее, и покрасивее. Этого ты не будешь отрицать?
- В том-то и дело. Я и сама, сознаться, думала да и бросила. Но теперь-то что делать? Ты говоришь, надо что-то делать.
- Но, с другой стороны. Посмотри на себя. И вы посмотрите. Тебе сколько лет? Уж под пятьдесят, наверно.
- Да, уж скоро.
- Ну. А ты все такая же, как прежде.
- Когда - прежде?
- Когда ты его родила.
- А правда. Я как-то не обращала внимания, - сказала сестра.
- Это не чудо?
- А я обращал внимание. Думаю, что такое? - сказал мальчик.
- Вам пятьдесят лет? - удивился римлянин. - Хотя, конечно... Ну да, меньше и быть не может... Да вас надо показывать римским дамам!...
- Вы скажете, - смутилась Мария.
- Не нам с вами найти ответ на эту загадку. Она еще будет привлекать к себе лучшие умы, - сказал ученик. - А пока - прощай, Мария.
- Остальные для тебя уже не существуют, - сказала сестра.
- Стараешься меня в чем-то уличить. Конечно, я попрощался бы со всеми и с тобой.
- Значит, я не поняла. Думала, ты все забыл, дорогой.
- Нет, я не забыл.
- А ты хочешь, напомню, милый.
- Не стоит.
- Может быть, я тебя обидела, любимый?
- Нет.
- Или ты успел в кого-нибудь влюбиться, ненаглядный?
- У меня были другие заботы.