Друзьям Уинслоу не рассказывал этого. Те, кому довелось прочитать несколько строк в газете, поворчали на его счет и всё. Остальные, такие, как Бишоп, поверили, что он приземлился в болото. Уинслоу не хотелось рассказывать о пожаре и о коровах. Он очень жалел их, они были такими кроткими. Долгое время будет его преследовать их мычание, эти предсмертные звуки, доносившиеся из клубов дыма и пламени…
Он налил еще бренди в оба стакана и сказал:
— Давай, Хьюго, действуй. Иди к ней прямиком и представься. Разве не для этого я тебя сюда привел?
Бишоп ничего не ответил. Он весь ушел в свои мысли. И Уинслоу знал, что с таким же успехом мог бы говорить сам с собой все то время, пока на худом тонком лице Бишопа сохранялась непроницаемая маска.
— Ты пришел сюда не ради меня, — задумчиво пробормотал Уинслоу. — Если бы она сидела в другом клубе, скажем в «Тулио» или в «Золотой луне», ты обратился бы к Бобу Личу или Тони Коксу, и я бы даже не узнал, что ты вернулся в город, пока не прочитал бы твое имя в какой-нибудь газете. Но вот мы здесь, и она тоже тут. Непреодолимая сила пришла… пришла в соприкосновение с непреклонной… непреклонной… чем?
— Волей.
Уинслоу вскинул свою большую красивую голову.
— А, так ты слушаешь… — Он серьезно смотрел на Бишопа. — Это мой последний бокал! Не хочу набраться, а то что-нибудь пропущу. Сегодня здесь сошлись два компонента взрывоопасной смеси, они в любой момент могут соединиться. И я хочу быть достаточно трезвым, чтобы оценить ударную силу этого взрыва.
Бишоп улыбнулся. Ему нравился Уинслоу. Он хотел расспросить его о крушении, о болоте, узнать, откуда на его левом запястье шрам от ожога, но знал, что это бесполезно. Уинслоу всегда предпочитал хранить свою жизнь в секрете.
— Никакого взрыва не будет, Тедди, — сказал Бишоп.
— Но я на тебя полагаюсь.
— Нет, я ненадежный.
Уинслоу покачал головой и закурил сигарету.
— Мне уже приходилось раньше видеть тебя в деле. Поэтому я просто считаю до десяти и потом прячу голову.
Бишоп повернулся и взглянул поверх сцепленных рук.
Мелоди Карр сидела, глядя в никуда. Бишоп подумал, что если бы все сейчас встали и ушли из-за столов, Мелоди Карр осталась бы так же сидеть со своими обнаженными загорелыми плечами перед бокалом и пепельницей, заполненной крошечными клочками рваной бумаги. Она не видела огней, не слышала музыки, не чувствовала тепла, не ощущала присутствия людей. Никакой приятель к ней не придет. Никто не заговорит с ней, не потревожит, не решится вторгнуться в это маленькое царство тишины и покоя. Она уединилась в отдельной комнате с невидимыми стенами, дверь в которую была заперта для других.
Прошло довольно много времени, прежде чем Уинслоу спросил:
— Какое самое первое слово ты от нее услышал?
Бишоп удивился направлению его мыслей.
— Она спросила, откуда я знаю, что Брейн мертв, — ответил он.
— И откуда ты знал?
— Иногда смерть бывает не такой уж невидимой.
— О боже. Это может случиться с каждым. Когда-нибудь произойдет и со мной. Как-то мне пришлось учить одного малого управлять самолетом. А он врезался в землю на полной скорости. Месяцами я просыпался каждую ночь и не мог больше заснуть. Просто лежал и пялился в темноту, туда, где, слава богу, все еще был потолок. Понимаешь?
— Да.
— Интересно, если я выпью еще стаканчик бренди, станет лучше или хуже?
— Чем что?
— Чем сейчас.
Бишоп ничего не сказал. Без каких бы то ни было оснований он вдруг понял, что через минуту женщина обернется и посмотрит в его сторону. Она все равно не увидит его, как не видела и тогда ночью среди деревьев, потому что у нее перед глазами стоял Брейн.
С нарочитой значительностью Уинслоу проговорил:
— Лучше. Теперь, кажется, лучше… — Он налил себе еще.
Бишоп сидел напряженно, весь собравшись. Мелоди Карр поворачивала голову, смотрела на людей. Нет, не на них, а просто в их направлении. Бишоп ждал, наблюдая за медленным, спокойным движением ее головы. У него возникло странное ощущение, будто он плохо спрятался и каждую минуту ждет, что его вот-вот обнаружат.
Она смотрела на столы вдоль края эстрады. Оркестр заиграл «Изабель». Пятно голубого света упало на микрофон. Итальянец в белой шелковой блузе затянул песню. Голова женщины продолжала чуть заметно поворачиваться, и вдруг глаза их встретились; они с Бишопом смотрели друг на друга поверх ярко освещенных цветов.
Он ошибся, она его увидела и узнала.
— Нет, — проговорил Уинслоу. — Нет, мне стало хуже. Ты нагнал на меня хандру, рассказав…