Выбрать главу

Мать я пыталась успокоить, что что деньги у меня есть (у меня были сбережения), но мать на это не реагировала, продолжая упрекать меня.

Вещи распаковывать мне было запрещено, и набеги в комнату, в которой я проживала, с целью трогать и переставлять мои вещи, и ругаться что я распаковала слишком много моих вещей, случались по нескольку раз на дню. Я была так рада доставать и показывать матери крошечные распашонки, пеленки и ползунки! Но мать с недовольным видом велела сложить всё обратно, застегнуть сумки, а сама спрятала их за штору, составив пирамидкой так, чтобы их не было видно постороннему взгляду. Мне было тяжело от того, что мать стыдиться моей беременности (она говорила, что беременная дочь, приехавшая без мужа, испортит ей всю репутацию порядочного человека).

115. «Дом, милый дом»

Нападки матери на меня не прекращались, она ругала меня, что я сплю (помните ее загоны про запрет на сон? Так вот, запрет на сон во время вынашивания ребенка – это было одно из самых тяжелых тогда испытаний для меня: я хотела иногда сильно спать, бороться со сном было трудно, беременным иногда надо поспать в обед, хотя бы часик, я быстро утомлялась, но спать она мне не давала. В 7-8 утра будила (не смотря на то, что мой график был свободным), не давала спать вообще, как ночью (а ночью мне спалось плохо, потому что я была уже на пятом месяце, живот мешал), а когда была на восьмом и девятом, так я вовсе не могла уснуть ночью (иногда засыпала днём, но мать приходила на обеденный перерыв и будила меня). Мать проверяла меня звонками на телефон, не сплю ли я, утром она меня будила рано с формулировкой: «Что ты спишь? Давай работать! Беременность - не болезнь», - применяя околонаучный паттерн (наукообразный бред) придуманного ею содержания (или вычитанного в желтой прессе): «Спать долго – вредно. Когда человек долго спит, то в организме у него вырабатывается серотонин. Переизбыток серотонина, если много спать, вызывает головные боли и апатию».

Оглядываясь назад, я вижу теперь свою вину в том, что не села с ней за стол переговоров и не составила четкое письменное расписание домашних обязанностей – очередность мытья посуды и готовки, потому что без этого расписания у нас договориться не вышло.

Поскольку в деревенском доме не было колонки с питьевой водой, а раковина на кухне была сломана (я пыталась уговорить мать на вызов сантехника, но так и не уговорила), то я мыла посуду в тазике, а воду для питья, чая и супа носила канистрами по 10 л за раз, покупая ее в магазине через дорогу. Хотя, у меня потом болел живот, я, тем не менее, не могла переубедить мать, что мне нельзя поднимать более 3 кг, а также, что мне нужно отдыхать, что мне нужно спать чуть больше, чем до беременности, так как я быстрее уставала… Мать была непреклонна. Она не могла принять этот факт. Я плакала каждый день.

Как же она меня ругала, что я не готовлю еду! Но я не успевала ее готовить. Мать же - была помешана на еде, стала после операции на сердце и смерти моего отчима от нее зависима, т.к. испытывала постоянный страх и, как следствие, стресс, который заедала (мать говорила, что очень боится умереть после сердечного приступа и операции, страх смерти перекрыл ей кислород, фигурально выражаясь, а заодно – и окружающим ее людям, в том числе, и мне). Я только приду с работы – а мать уже приготовила еду. Если я берусь что-то готовить, мать говорит, я запланировала готовить то-то и то-то… Она всегда опережала меня и готовила вперёд, поэтому у меня, просто, не было возможности делать это. Лишь два раза я взялась готовить суши, и то – мать сразу же начала делать их совместно со мной, хотя, я пыталась спровадить ее с кухни, но у меня не вышло. Роллы были вкусными, но мать оба раза не доверила мне свою кухню. Мы с ней часто ругались не только из-за сна и готовки, но ещё из-за того, что ей не нравилось ничего, что бы я ни включила (в плане музыки и видео). Включала ли я передачу (я любила смотреть стендап) или клип, мать орала: «Выключи это говно!» В конце концов, мои нервы не выдержали, и, будучи на восьмом месяце, после такого очередного ее хамства в мой адрес я устроила истерику, плакала кидала санфаянсовые кружки (которые, почему-то, упорно не бились, видимо, толстый ковер на кухонном полу смягчал их падение). Мать смотрела на меня с ненавистью и страхом.

Я старалась помочь матери: правила ей тексты по ее работе, купила ей стационарный телефон, потому что она очень любит разговаривать по телефону с подругой и родственниками, а старый – никуда не годился, в трубке было одно шипение, и слов не разобрать…