Да, книги для моих детей – просто бумага. Полезная. И читать можно за столом, с бутербродом, где угодно. И книгу в кровать под подушку. И на прогулку. И она потом похожа на замурзанного плюшевого мишку.
Почему-то любимые плюшевые мишки имеют право быть в манной каше, а книги нет.
Фигня, я считаю.
Любимое будет в манной каше.
Обязано быть.
Учебники, кстати, если надо, куплю новые тоже.
Мне важнее чтобы читали, таскали, делали.
Ребенок с книгой, лёжа жрущий бутер – обожаю.
Вот теперь - всё».
Ольга Левская, музыкант, поэт,
радиоведущая, мама троих детей.
125. Хронология 0-7
5.3.
0 лет
Рождение.
Молочная мать (в Советском Союзе, как говорится, все было общее, даже дети, моя мать говорила, что у нее было мало молока, поэтому она отдала меня другой женщине на вскармливание, ее звали Галина. С 2 месяцев я была переведена на искусственное питание.
3 переезда (из маленькой деревни в большую, из квартиры в деревянном доме, в квартиру моих бабки с дедом со стороны отца).
Пеленание с ручками (мать часто упрекала меня, что я, будучи младенцем, орала, не прекращая. Я ответила: «Так это потому, что ты меня с ручками пеленала». Мать удивилась: «Откуда ты знаешь?» «Помню».
Ползание. Куча голожопых фоток у матери в альбоме.
1 год
Манеж, сверстники, смотрение в потолок
2-3 года
Куча поездок с родителями – по деревне, меня брали с собой, а если оставляли дома, я часто падала или пряталась так, что меня не могли долго найти.
Детский сад, младшая группа. Была бита воспитателями, ставлена в угол, часто не слушалась взрослых, они не были для меня авторитетами.
Когда мне было 2-3 года, я любила залезть в бабушкин комод с духами и просто вязать пробки от духов одеколонов – мне очень нравился их запах, родители знали об этом но никто меня не останавливал, я не знала, почему. Почему родственники не отбирали у меня эти духи и одеколоны? Также, я любила прятки, могла спрятаться в шкафу с одеждой или под комодом так, что родители не могли до ночи найти, а я там в это время (в темном и тихом месте) спокойно спала.
4 года
Научилась писать и считать, любила рисовать, писала свое имя, а также другие имена и слова, определяла время по часам «Чайка» с римскими цифрами.
Сочинила первое четверостишье.
Первый раз увидела открытый огонь и «взяла» пламя свечи рукой, обожглась, заплакала, мать и бабка натерли мне руку луковицей.
В первый и в последний раз подоила корову (бабка посадила меня с маленьким ведерком под вымя, я надоила два литра молока.
Пошла в среднюю группу детского сада.
Мать не любила идти со мной на равнее, постоянно уходила вперед, а я бежала за ней и непременно падала. Коленки мои были все постоянно разбиты и в зеленке.
Психотравма – случайное трогание голого отца за гениталии.
Три травмы головы – падение с табуретки, попадание с родителями в две аварии на автомобиле.
5 лет
Первый читательский билет - записалась в детскую районную библиотеку. Обожала комиксы. Пропадала в библиотеке до вечера, до закрытия.
Последняя группа (старшая) детского сада, любовь к качелям, частые болезни. Первый полет на самолете (с матерью).
6 лет
Я очень хотела в школу, мать отдала меня в первый класс с 6 лет, но я опять заболела и лежала в больнице, поэтому пропустила «Школьную линейку» и первый звонок, а также около недели обучения, но я занималась в прописях дома самостоятельно, поэтому не отстала от сверстников, и, выйдя из больницы, сразу начала заниматься на равнее со всеми. Обожала школу и прописи.
В ноябре родилась сестра, детство закончилось, поскольку теперь все внимание уделялось сестре, и на меня была возложена негласная обязанность присматривать за ней, а также водиться, чего я не умела и мне никто не объяснял, как это делать, в итоге, я часто плакала от бессилия. Мать не догадывалась мне даже оставлять какие-то внятные инструкции на моем, детском еще языке, поэтому краски мира для меня потускнели – мною часто владел страх, как именно справляться с этой ответственностью. С тех пор ночи для меня прекратили быть спокойными, каждую ночь мне снились кошмары, я вскакивала и кричала, я не могла спать без света, груз ответственности за жизнь сестры давлел надо мной. Мать могла сказать внезапно одевшись: «Я – в парикмахерскую», или: «Я – на работу». А младенец просто оставался на кровати, обложенный со всех сторон подушками. Конечно, ребенок спал, пока мать была дома, но как только она выходила за порог – начинал плакать. И моему ужасу не было предела. Я понятия не имела, КАК ИМЕННО Я ДОЛЖНА ВОДИТЬСЯ, что мне было делать, как не сидеть и плакать тоже. Но когда приходила мать, я получала нагоняй, что не уняла ребенка.