Сверстники смеялись надо мной на прощальной дискотеке (когда я танцевала, то две красивые девочки покрыли меня с ног до головы отборным матом, я расстроенная ушла с танцпола в свою палатку).
Прощальный костер начался с игр. Одна из игр была о том, как угадать человека по ассоциации. Меня сразу угадали по тому, что меня обозвали «цветком куриная слепота», Людку угадали по тому, что ее назвали «фу-фу-фу-носочки». Но Людка этой ассоциации лишь весело рассмеялась, а я почему-то расстроилась.
Пионерский прощальный костер ЗАВЕРШИЛСЯ слезами, прощанием с лагерем, подвелись итоги, случился анализ отношений между сверстниками, на меня «наехали», что все плачут, а только одна я не плачу, обозвали меня в очередной раз и сверстники, и вожатые, в итоге, я, доведенная, тоже разревелась.
Далее, дети прощались с вожатыми и друг с другом, со мной не прощались, т.к. выяснилось, что друзей я не обрела, а лишь всех раздражала, и мне решили не выдавать пионерский значок «Орленок».
Девочки сказали, что хотят, чтоб я умерла.
В финале случилось совсем уж странное, в моем понимании, событие – пионервожатые разрешили детям спать всем вместе (девочкам - в мальчиковой палатке), что, конечно же, повлекло за собой более плотное общение сверстников между собой, в том числе, подростковый секс.
Отъезд был со слезами на глазах – все-таки, хоть и хотелось домой, к еде и теплу, но почему-то было грустно. Моя одноклассница, в ряде всех других детей, получила значок, сделала фотки, мне она не разрешила фоткать на ее Полароид, поэтому у меня осталась лишь общая фотография (за 40 000 рублей).
Закончилось мое возвращение домой трагично – сначала я забыла красную японскую куртку в лагере, а водитель автобуса, когда я попросила его вернуться за ней, не стал меня слушать. За утерянную куртку я получала нагоняй от матери и бабки много лет подряд после этого случая, они ника не могли с этим смириться. С тех пор у меня отвращение к красным курткам. И, когда ко мне в руки попала снова красная куртка, почти такая же, как была та, то я ее, не раздумывая и не жалея, подарила своей старой знакомой.
Затем, в процессе возвращения, при пересадке на другой рейс, я, ночуя в гостинице, сильно ударилась головой от усталости, о бетонную лестницу, т.к. была сильно уставшая, сняла очки (я их стеснялась), не смотрела, куда иду.
И конечным «стыдом» для моих родственников (особенно матери и бабки) стало то, что я единственная из всей смены, кто не получил лагерного значка, кто не вписался в коллектив, не обрел ни одного друга, вообще никакой пользы не получил в этом лагере. К тому же я приехала с соплями и без куртки. Этим всем я, по словам матери, ее сестры и моей бабки, их опозорила.
Из 2 800 000 рублей родителям вернули 300 000, мотивируя это тем, что «эти деньги на еду были лишними, они не пригодились, детей кормили очень хорошо». И ни слова про то, как мы голодали и воровали хлеб из столовой, про то, как могли проспать повара на завтрак и про то, как ночами нам хотелось есть, поскольку ужин был в шесть вечера, а ложились мы в 11.
И, конечно же, последующие несколько лет пришлось мне лечить зубы (да и, наверняка, другим детям из этого лагеря, тоже). После неправильного питания, ежедневных, съеденных в течение всего месяца, приторных вафелек, батончиков, мороженок и печенек, пришлось удалять кариес и ставить немало пломб…
Неумение общаться с людьми, неумение видеть и выстраивать границы, неумение быть осторожным, неумение постоять за себя, неумение управлять своими эмоциями, и много других печальных вещей, чему меня не научили родители, все это, как вы понимаете, породило много форм психологической защиты от людей, в том числе, форм компенсации, и, также, из-за токсичной матери, сделало меня невротичным и истеричным подростком, который плакал чуть ли не каждый день, находился в страхе и депрессии, абсолютно не социализированный ребенок. В лагере такого не прощают. Подростки, как известно, жестокие создания, и, естественно, меня не приняли. Ни сверстники, ни пионервожатые. Будучи абсолютно не адаптированным к социуму подростком с плохой самооценкой и самоидентичностью, я, конечно, не вызывала доверия у сверстников. Меня били с 5 лет и в школе и на улице, и дома, и я не умела давать сдачи. Я дала сдачи лишь будучи в последнем классе средней школы, ударив девочку по лицу. Позже, жалела об этом, обвиняя себя в несдержанности, но, зато, со злыми шутками сверстники от меня отстали.