В общем, чем старше я становилась, и чем старше становился мой отец, тем отношения становились всё более невыносимыми, и мы всё более отдалялись друг от друга.
Осталась ли вражда и ненависть у меня по отношению к нему сейчас? Нет, я испытываю просто горечь, лёгкую грусть, как послевкусие от микстуры. Микстуры, которая не помогла. Я пыталась делать попытки найти взаимопонимание, найти точки соприкосновения, и звонила ему потом сама, либо он мне звонил, и мы разговаривали по часу, и этот час заканчивался тем, что отец снова и снова доводил меня до нервного срыва, до истерики, ведь я каждый раз на радостях забывала, что это его хобби, любимое занятие - довести меня до слез и смотреть, как я плачу, и, испытывая от этого облегчение, смеяться от удовольствия. Облегчение и несказанное удивительное удовольствие от этого было написано у него на лице. Этот странный «энерговампиризм» или моральный садизм был неотъемлемой чертой их фамилии – его мать и сестра тоже были такими же, хотя, бабка до старости лет относилась ко мне с теплотой, лишь после 70-ти стала скрывать от меня многое.
Я, конечно, и раньше понимала, что это моральный садизм, и что таких людей не исправить, и что я не должна общаться с ним, а мне лучше избегать отношение с таким человеком, но мне не хватало отца, и я ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось иметь любящего нормального отца, поэтому я до конца пыталась построить с ним хоть какие-то адекватные отношения, но этого не происходило, и раз за разом я обманывалась его улыбками.
22. Дед (отец отца)
3.4.
Отец отца – это, пожалуй, единственный родственник, о ком я могу тепло отзываться, иногда мне даже жаль, что его нет уже в живых, но, зато, он не видит, во что с годами превратилась его семья.
Дед был среднего роста, с армейской выправкой, прямым взглядом, зычным голосом, светлыми кудрявыми волосами и серо-голубыми глазами; яркая внешность его и прямая осанка, а также этот громкий низкий голос, оставшийся с военного времени, и постоянное желание общаться с людьми и животными (этим он отличался от остальных дедов в округе), очень располагал к себе окружающих. Дед, гвардии младший сержант, гордился тем, что он воевал, и рассказывал мне постоянно какие-нибудь байки про военное время, он никого не убил, был связистом, и это очень важная профессия. Я писала после его смерти статью о его жизни и службе в деревенскую газету. Он дошёл до Берлина, оставался в Германии до 45-го, я храню его военный альбом до сих пор. Дед работал главой автоклуба у него был мотоцикл и автомобиль. Затем он выучился на фотографа и стал профессиональным фотографом, он был на расхват среди местного населения. У деда была магниевая вспышка, реактивы, множество разной фотобумаги, аппарат Зенит, он проявлял фотографии в полной темноте в ванной комнате. Я храню его черно-белые книги по основам фотографии (выпуска 60-х годов).
Традиции в нашей семье было собираться свей семьей и приглашать друзей семьи, а также ходить по гостям, сыпать на пол пшеницу из тканевого мешочка со словами «Сею-сею, посеваю, с Рождеством всех поздравляю», это означало, что в этом году непременно будет большой урожай. Друзья нашей семьи делали точно так же приходили к нам с мешочками полными пшеницы, однажды, у нас было засеян пол настолько сильно, что слой зерна достигал в толщину полутора см. Ещё одна традиция нашей семьи - это каждое лето ездить варить уху на речке из свежепойманной рыбы, родственники и их друзья ставили сети, в них попадался хариуз. На улочку ловилась щука, лещ, плотва... Дедушка нас всех фотографировал, поскольку он работал фотографом, и фотографии в нашей семье получались и на речке, и на рыбалке, и на крылечке, и на улице возле яблонь… Иногда на совместных попойках получались фотографии, на которой люди раздеты, в бюстгальтерах, либо на природе, либо в квартире, неважно (купальников было в продаже мало в советские времена), однажды люди были расписаны какими-то надписями по телу (например, отец однажды оделся в меха на голое тело и помадой на своём худом торсе написал «Не перевелись на Руси ещё богатыри!» Это черно-белая дочь фотоаппарата Зенит долго у нас лежала. Я не помню, где она сейчас. Вообще, я считаю, что очень странные были в нашей семье традиции, но мне нравились, например, уха, соленая рыба, посиделки у костра, это я очень любила. Наши выезды на речку нравились еще и комарам и слепням, но мы, дети (у друзей деда и бабки был внук – мой друг детства), очень любили ловить бабочек, жуков, лягушек, улиток, бычков-подкаменщиков (есть их было невозможно, просто, из спортивного интереса). Дед бабку всегда очень любил, ревновал ее к друзьям семьи.