Отец смеялся над моей сушкой волос феном, кривлялся, изображая меня в процессе сушки, а мне было неприятно.
Мать высмеивала мое цветное нижнее белье (особенно, когда я надела красный комплект), а затем, сама купила себе такой же красный комплект нижнего белья.
Мать не давала мне выходить раздетой из комнаты, всячески заставляла меня стыдиться наготы, что привело к тому, что я, наоборот, в виде протеста, стала эксгибиционисткой, раздевалась при каждом удобном и неудобном случае, спала, чаще всего, голая (пижамы давили мне резинкой и мешали, стесняли), ходила на сеансы боди-арт, используя творчество раскраски тела, как психотерапию для поднятия самооценки и раскрепощения. Также, мать запрещала мне входить в спальню, когда она переодевается, орала, как резаная, пряталась за дверь шкафа, если я входила без стука (стучать было некуда – двери между комнатами отсутствовали). Когда я пару раз попыталась зайти в санузел (дверь туда была, но щеколда часто не работала), то мать, будучи там, мне дважды ударила по пальцу дверью, и у меня дважды почернел и слез ноготь.
Для меня являлись психотравмой любовные похождения моей матери, любовные смски, адресованные ей моим учителем, и ее секс по телефону при мне, я наорала на нее за это однажды.
Я была поражена и в непонятках оттого, что мать, когда они расстались с моим отцом, завела следующий ритуал: она, пытаясь, проклясть любовницу отца, звонила ей ежедневно в одно и то же время, и злобным голосом кричала трубку: «Чтоб ты сдохла!».
После развода у матери случилось такое психологическое расстройство, как «синдром посттравматической озлобленности», в результате которой проявляется навязчивое желание мстить, вот она и пыталась таким образом, испортить жизнь отцовой пассии. Ритуал продолжался много-много лет, пока ей не надоело.
Матери не понравилась моя экономия денег в санатории (я жила у родственников, у которых был свой дом рядом с санаторием, не платила за жилье и еду, платила лишь за транспорт, и то – не всегда), и мать отправила деньги родственнице, у которой я проживала, упрекнув меня в том, что я ее объедаю (сама родственница мне ничего не сказала, но матери она была благодарна, и довольна, что та ей отправила деньги). Я, всё же, за то, чтобы высказывать свои мысли по поводу - нужны ли вам средства или помощь, если я поселилась у вас (по вашему же приглашению). Фраза «а самой догадаться?» - не всегда работает, потому что люди в большинстве массе своей – не экстрасенсы.
Я долгое время боялась водить машину из-за страха попасть в аварию, поскольку ни раз попадала в аварии с родителями – отец водил из рук вон плохо.
Отдельная психотравма – это поезда с матерью. Я ненавидела ездить с ней в поездах. Мать дергала меня по поводу и без, дергала 24/7. То я должна укрыться, то переодеться, то переобуться, то поесть, то попить, то умыться, то полотенчико правильно повесить, то пописать… В общем, я всегда с ней сралась. Потом болела ангиной, но не извинялась.
Я была удивлена, что, когда я жила в общаге, но часто ночевала у своего парня, то мать решила поселить в моей комнате в общаге поселить свою родную сестру со всей ее семьей, я, естественно, не позволила. Тогда она, когда я не видела, отлучилась, увезла у меня из комнаты шторы и постельное белье с японским иероглифом, которое мне нравилось, к себе в деревню! Я не поняла, зачем? У нее барахла мало в деревне?.. Удивительная женщина.
Лютая ненависть ко мне ее и ее родных обрушилась на меня, когда я приехала к матери два с половиной года назад. Это было последнее мое посещение родителей.
Когда я вернулась к матери после моего разлада с мужем, и мне пойти больше было некуда, то мы не заладили, мать испытывала неприязнь ко мне, не разрешала распаковать детские вещи, испытывала неприязнь к моим сумкам, старалась спрятать их – настолько сильно она переживала, что я ей испортила репутацию моей беременностью и тем, что ребенок незаконнорожденный, а я приехала без мужа и без работы, как она сказала. Затем стала испытывать ко мне раздражение, потом, когда я плакала и кидала об пол кружки (попадая на ковер, они не бились), у матери началась неподдельная боязнь меня и запугивание судом и полицией.
Удивительным для меня стал страх моей матери ко мне, когда мы с ней ругались во время моего последнего посещения ее дома, и страстное ее желание выжить любым путем, любой ценой, во что бы то ни стало (который появился тогда, когда она попала в больницу на операцию по смене сердечного клапана), когда я в истерике бросила об ковер санфаянсовую чайную кружку (она не разбилась), ее глаза расширились от ужаса, она шарахнулась в угол. Жизнь для нее, как сам факт, страх смерти, это стало самым главным в ее существовании, хоть раньше и говорила что жизнь зa меня отдаст.