Также, я очень хорошо помню, как была счастлива в 4 года – я ездила с отцом по грибы в лес на его мотоцикле с люлькой, а на машине – по ягоды.
Я обожала, когда мать рисовала мне девушек на листе бумаги (она их называла «девушка Осень», «девушка Лето», «девушка Весна» - они были одинаковыми лицами, но с разными серёжками: то из рябины, то из цветочков, с венками на голове из листьев и ягод, и мне это очень нравилось, я была в восторге). Я раскрашивала этих девушек с упоением, фломастерами, которые заправляла на много раз папиным одеколоном и огуречным лосьоном. Мать хорошо рисовала и писала стихи (это я переняла от нее), помню ее стихи о русской березке, и как я часто просила ее нарисовать мне что-то, чтобы я это раскрашивала. Она неизменно рисовала мне «девушку-Осень» - большеглазую красавицу с косой и венком из рябины и осенних листьев, я с удовольствием ее раскрашивала (в советские времена раскрасок было почти не достать, в садике раскраска была лишь у одной девочки, и та – уже раскрашенная). Также именно в 4–летнем возрасте родители покупали мне много фломастеров и шариков. Фломастеры часто прекращали писать на самом интересном месте, тогда отец заправлял их одеколоном, и рисунки рисовались снова.
В один день, помню, – мать принесла домой целую коробку шариков (зеленых, синих, красных). А другой раз – мне было уже лет 5 – родители купили розовых, желтых и голубых шариков, отец надувал их пылесосом. Некоторые лопались, но зато много еще осталось. Они потом красиво лежали на полу по всей квартире и можно было весело подбрасывать их в воздух и кидать друг другу.
Еще были счастливые моменты, опять же связанные с фломастерами, когда моя вторая бабушка - отцова мать - подарила мне фломастеры: сперва красные и зеленые (в советских магазинах встречались в основном такие), потом пачку 6 цветов, а потом целую большую пачку 24 цвета. Я очень любила рисовать, это, наряду с катанием на красной лошадке по квартире и игрой в прятки, было моим любимым занятием (за исключением того случая, когда бабка вывихнула мне руку, больше, с того дня, я с ней в прятки не играла).
Мое любимое занятие до сих пор – ходить на карусели в парк. Иногда я балую себя этим по сей день. Очень запомнившийся мне момент – мне 8 лет, мы с родителями пошли в парк. В один день с матерю, а в другой – с отцом. Мать считала, что это чешский «Луно-парк», приехавший на два дня в Красноярск (на самом деле, это просто парк Горького, мать часто привирала и сочиняла невероятные истории, эта дурная привычка передалась потом и мне).
Одно из теплых воспоминаний о детстве – это проживать в гостинке на улице Хлебная, эта маленькая квартирка мне нравилась, также, мне нравилась квартира, в которой я родилась (на улице Колхозная), и которую потом у меня отец отсудил, спустя 6 лет судов - трёхкомнатная дедушкина квартира). Мы переезжали раз 6. Я вовсе не помню квартиру, которая возле сельского совета находилась, по словам матери. В гостинке был совмещённый санузел, это была маленькая комната в которой жили мы все втроём: я, мать и отец; общий коридор на две или три семьи, а другой стороны дома – тоже была такой же коридор и гостинки. Мне очень нравился этот дом из белых кирпичей с палисадником, в котором я то спасалась от соседских коз (однажды, порвав об забор платье, за которое мать долгие годы потом меня ругала), то находила куриные яйца, приносила их матери, а она их жарила, то восхищалась вечно молодой и живучей удивительно высокой рябиной с раздвоенным стволом (в него однажды ударила молния). Она до сих пор растёт под окном у матери, потому что её выкопали из того палисадника и пересадили в ту квартиру, в которой мать живёт до сих пор (в ту квартиру нага семья переехала, когда мне было почти 7 лет). Моё детство было в гостинке счастливым. Хотя, я сначала получала некоторые травмы, по милости моей матери - то она меня раскрутит на льду и руки отпустит, а я улетала на лёд, больно билась копчиком, то она не уследит за мной, когда я подберу батарейку и обожгу кислотой язык, когда оближу ее, то мать заставит надеть меня очень колючие шерстяные штаны, а я плакала от их колючести, то я, гуляя с матерью, возьму с земли ручками живого офигевшего голубя, а мать наорет на меня, чтоб я его отпустила, то я поглажу уличную лишайную кошку, и матери придется лечить на моей руке лишай... Воспоминания были приятные о том, что мне нравилось ковыряться в земле и находить червяков - я любила наблюдать за ними, разрезать их детской лопаткой напополам, смотреть, куда они ползут, помыть их в воде, чтобы были чистыми… Мне нравилось собирать кузнечиков и жуков, приносить в квартиру в банке и выпускать. Я любила играть во дворе со сверстниками. Я любила копаться в камешках - в куче гравия. Я любила наблюдать за божьими коровками, муравьями и их тлей на чертополохе. Иногда я таскала божьих коровок домой, сажала в горшки с домашней хризантемой, которую ела тля. Я надеялась, что коровка съест тлю, но коровка отказывалась есть. Я любила летом закапывать своего красного барашка в огромную кучу старинного песка, однажды закопав его так, что не смогла больше никогда найти… Я любила высыпать в бочку с водой, стоявшую в огороде, камешки, однажды, кинула туда пакетик оранжевого порошка «Юпи», тогда вода окрасилась в зеленый. Мне нравилось кормить соседских коз с рук травой... Очень странно, что мы уживались там втроём раньше, а теперь мать хочет жить абсолютно одна, хотя, у неё четырёхкомнатная квартира. У людей с возрастом, конечно, портится характер. Редко, когда человек был и остаётся мягким и в будущем (только если у него много осознанности и доброты в душе).